Вернулся дед Матвей.

– Я отроков на тройки разбил и расставил дозорами. От бояр толку сейчас нет. Глянь, уже и сидеть не вмочь.

И правда. Некоторые ратники, отвалившись, кто куда, засыпали, держа в руках, кто ковш, кто кусок мяса. Один откинулся на спину, заснул, и недоеденное луковое перо торчало изо рта как антенна. Кубин хмыкнул.

– Ей Богу дети. Владимир Иванович, с краю Демьян костёр запалил, там ночевать будем.

Я оглянулся на Велесова и Горина. Оба уже спали, откинувшись назад. Наспорились. Дед Матвей посмотрел на них и проговорил.

– Третея со шкурами пришлю, пусть укроет. Пойдём к костру, там и поговорим наконец.

Мы двинулись к краю поля, к месту, где поджигали камыш. Рядом с костром, на потнике, укрывшись овчиной, спал Демьян, и сладко причмокивал.

– Спит, герой. Присаживайся, Владимир Иванович.

У костра были сложены наши сёдла и потники, сумы и плащи. Будет на чём переночевать. Ночи тёплые, не замёрзнем. Расстелил потник, положил сумку с вещями под голову. Рядом готовил себе место дед Матвей.

– Владимир Иванович, давай сделаем так - ты первый рассказываешь, потом я. Согласен?

– Да. С чего начать?

Кубин подумал, глядя на огонь, потом сказал:

– Начни с момента начала войны, когда она там началась?

Я сел поудобней.

– Итак. Двадцать восьмого июля тысяча девятисот четырнадцатого года Австро-Венгрия объявила войну Сербии.

На реке слышались громкие всплески рыбы. Эх! Порыбачить бы сейчас. Тишина, река и много- много рыбы. Наверняка клевать будет. Снасти прихватил, так, на всякий случай. М-да, мечты рыбака.

Подошел Кубин и повесил котелок над костром, переворошил горящие ветки и подкинул ещё дров. Присел и посмотрел на меня как-то странновато.

– Владимир Иванович, я хотел спросить.
– Он пожевал губы.
– Даже не знаю, как вопрос сформулировать.

Опять помолчал. Я не торопил, пусть подумает.

– Когда мы оказались здесь, у нас появились некоторые... э, умения или способности, так сказать. Ну. К-хм. Я никогда с лука не стрелял. А тут, как Вильгельм Телль, ей-Богу. Ну, не совсем метко, но сноровисто стрелять стал. Ведь патронов к револьверу нет, а стрелять надо. В общем, взял лук и... А у тебя подобное не случилось?

Я пожал плечами.

– С лука в детстве стрелял, когда в индейцев играли. Здесь ещё не пробовал.

Кубин улыбнулся.

– Купера читали?

Я кивнул и сразу вспомнил.

– Да, есть способности! На лошадях я не ездок был. Можно сказать, совсем не ездок, а тут как жокей заправский.

Дед Матвей вскинул брови.

– А мне казалось, ты держишься на коне вполне естественно.

– Вот- вот. А ты стрелял из лука, как Робин Гуд.

– И как это объяснить?

– Я думаю, ответ мог бы дать леший.

Дед Матвей перекрестился.

– Чур меня.

– Не стоит так реагировать.
– Улыбнулся я.
– Не так страшен чёрт, как его малюют. Леший, его, кстати, Кочур зовут, и фамилия есть - Дубовой, так он говорил, что на леших лишнее наговаривают. Не водят, мол, они никого по лесу. Только от Священных Деревьев в сторону заворачивают, а люди говорят - леший водит. Кстати, Чура тоже к нечисти отнести можно.

– Ну и чёрт с ним, ой.
– Кубин перекрестился.
– Не буду я с нечистью говорить. Сам к лешему иди. Ой, извини.

Я опять улыбнулся. Дед был похож на нашкодившего школьника.

– Матвей Власович, а сколько лет тебе?

Кубин вздохнул и закрыл глаза.

– Шестьдесят пять. Мне ведь тридцать пять было, как сюда попал. Эх-мааа!

Котелок вовсю кипел. Я поднялся, снял его. Достав кружки, добавил по ложке кофе в каждую и залил кипятком. Поставил сахарный песок на землю.

– Посластите, Матей Власович.

Кубин помотал головой.

– Не надо. И так хорошо. А как получается кофе без варки?

– Сделан так. Гранулированный, растворимый. Долгий процесс.

Кубин молча пил и смотрел на костёр. Я положил две ложки сахара, помешал и сделал глоток. Дед Матей допил кофе и поставил кружу на землю.

– Ну-с. Давай я свою историю расскажу.

Дед Матей кашлянул и попросил.