Вернулся в гостиную, сказал сухо:

– Все свободны.

Подчиненные переглянулись. Штирлиц молча направился к двери, за ним Писатель.

– Зря ты так, командир, – проворчал Кузьмич, поднимаясь вслед за ними. – Не стоит сходить с ума из-за юбки. Мы же добра тебе хотим.

Хлопнула входная дверь, в квартире стало тихо, только из-за двери ванной комнаты доносился плеск воды.

Максим постоял мгновение с каменным лицом, переживая стыд и отвращение, метнулся в коридор, сбежал по лестнице вниз, опережая лифт. Догнал товарищей, спускавшихся в холл дома, перегородил им дорогу. Сказал, ни на кого не глядя:

– Простите, парни, нервничаю я…

– Да ладно, командир, – повеселел Кузьмич. – Мы понимаем.

– В случае чего мы с тобой, – добавил Писатель.

– Спасибо.

– Что ты собираешься делать? – хмыкнул Штирлиц.

– Доложу начальству, а там будь что будет.

– Пищелко взбеленится.

– Ничего, дальше Чечни не пошлет, – криво улыбнулся Максим. – Авось отобьюсь.

– А нам что делать?

– Идите по домам, утром в Отдел, разгребайте бумаги, я схожу к полковнику и выясню свой статус.

Подчиненные похлопали его по спине и плечам, ушли.

Разин вернулся в квартиру.

Из ванной выглянул Гольцов с мокрыми взъерошенными волосами:

– Извините, Максим, у вас какая-никакая переодежка найдется? Не хочется больничный халат натягивать.

Максим порылся в гардеробе брата, нашел джинсы, черную рубашку с надписью «Курение вредно для здоровья», протянул гостю. Арсений Васильевич появился в гостиной, помолодевший, преобразившийся, не похожий на себя прежнего; бороду и усы сбривать он не стал, только подровнял.

– Где остальные?

– Поздно уже, разъехались по домам. А вам я советую немедленно уехать из Москвы.

– Куда?

– Не знаю, на юг куда-нибудь, вообще за границу, к родственникам подальше отсюда.

– Все мои родственники в Муромском районе живут, в Родомле, да в Ярославле тетки.

– Решайте сами. Но чем быстрее вы уедете, тем лучше. И заберите с собой Марину.

– Как она? – поднял голову Гольцов.

– С ней все в порядке, в Москве, отдала дочку в деревню, собирается сама туда ехать через несколько дней.

– Я могу поехать с ней.

– Дело ваше, только я все же рекомендую уехать прямо сейчас.

– Хорошо, я подумаю. А вы?

Максим усмехнулся:

– Я на службе, до отпуска еще далеко. Но если удастся вырваться на пару деньков, я к вам заскочу.

– В деревне у нас сейчас хорошо, земляника пошла, грибы-колосовики. Приезжайте, я вас повожу по грибным и ягодным местам.

– Спасибо, я заядлый грибник. Да и по ягоды любил ходить в детстве. Хорошие ягодники у нас подальше, ехать надо, а по сосонничку пройдешься, кружечку земляники наберешь, дома посыплешь сахаром, зальешь молочком – кайф!

Арсений Васильевич сглотнул, и они оба засмеялись.

– Мы с вами похожи, – сказал Гольцов, отсмеявшись. – Я часто детство вспоминаю.

Максим припомнил слова Марины, что он похож на ее отца, заторопился:

– Поздно уже, Арсений Васильевич…

– Понимаю, надо уходить. Я готов.

– Я отвезу вас к дочери, она ждет, волнуется, и вы с утра пораньше отправляйтесь в деревню.

– Маришу трудно уговорить что-то делать против ее воли, но я попытаюсь. А одежду верну попозже, когда заеду домой.

– Ни в коем случае не заходите домой! По сути дела вы сбежали… м-м, с моей помощью, из секретного медицинского учреждения, поэтому вас наверняка будут искать и устроят дома засаду. А поскольку мне вы так ничего толком и не сообщили – в чем ваши проблемы, то еще раз помочь вам я вряд ли смогу.

– Я уже говорил…

– Ну да, об энергорегулировании Карипазима – другой метавселенной, о Системе коррекции, о каких-то диспетчерах… кто в это поверит?

Арсений Васильевич вскинул голову, оценивающе и с какой-то тайной надеждой посмотрел на Разина:

– Вы… не поверили?

– Не знаю. – Максим отвернулся. – С одной стороны, вы в самом деле неординарный человек. Можно спорить – экстрасенс или нет, но «Беркут» на вас реагирует. С другой…

– Понимаю, – погрустнел Гольцов. – В мою историю трудно поверить. Тем не менее это правда. Как хотите, так и воспринимайте. Не знаю, каким образом и кто передал мне информацию о Карипазиме на физическом плане, но я прозрел и не хочу больше корректировать реальность этого мира прежними методами.