Шрифт:
– А як же с мьясом?
Выучил я рассказ о Диогене из «Голубой книги» Зощенко. И никак не мог представить себе, какой он, найти его речевую характеристику. Общеизвестных легенд о нем мало, чтобы увидеть человека во плоти. Читать рассказ в концертах я не решался.
И вдруг я «напал» на своего будущего Диогена.
Приехал как-то в Монино в гости к своему товарищу кинооператору. Он снимал фильм из времен гражданской войны. По сценарию махновец, бандит – в то время махновцев так себе представляли, должен ударить сельчанина в лицо. И чтобы у зрителя пробудить большую ненависть к махновцам, на рольку сельчанина нашли дедусю из местных. Звали его Иван Игнатьевич. Маленький, ушки лопушками, ножка правая запала, прихрамывал. Славный, худенький, легонький дедуся: румянчик склеротический, очочки, на голове три волосика. Взгляд ребенка.
– Дедушка, мы тебя в кино хотим снять!
– Валяй, давай. С удовольствием, – соглашается он.
– Два дня будешь сниматься, сегодня и завтра. Выроем тебе окоп, дадим обрез времен гражданской войны. И ты вот этого мерзавца, – показали на актера, игравшего махновца, – завтра убьешь наповал.
Лет старичку было уже под восемьдесят. То ли он воевал с махновцами, то ли историю хорошо знал, то ли в детство впал – не знаю. Посмотрел он на «махновца» и очень серьезно сказал:
– А что? Убью!
– Подожди, дедушка! А сегодня он тебя будет бить!
– Нет, это не надо, – возразил старичок.
– Дедушка, так нужно по сценарию, – уговаривают его. – Мы тебе деньги заплатим. Семь с полтиной.
– Ну ладно, пускай бьет. – Семь с полтиной его убедили.
Подготовили поосновательней съемку, чтобы снять без лишних дублей, – дедушку щадят. Кино не терпит условности, поэтому драки, удары на экране должны выглядеть правдоподобно. А тому, кого бьют, приходится немного пострадать. Ничего не поделаешь! Иначе трудно будет поверить зрителю в реальность происходящего. Словом, надо «тюкнуть» и дедушку немножко, чтобы зрителя настроить против махновцев.
Команда: «Мотор!» Дедушку «тюкнули». Он зашатался, начал, заваливаясь на спину, отступать от «махновца» и вышел за границу кадра: был дедушка на экране и не стало его. Брак – переснимать.
– Дедушка, у нас не вышло, надо повторить.
Дедушка показывает фигу:
– Вот вам еще раз. Давайте семь с полтиной!
– Дедушка! Мы тебе еще семь с полтиной дадим.
– Ну, ишо раз ладно, а больше не дамся.
Со второго раза все получилось.
Метрах в тридцати от съемочной площадки стояла девочка лет двенадцати и вдруг как закричит:
– Дедушку бьют! Безобразие! Кино называется!
После того что ей ответил дедуся, я от хохота валялся в траве, режиссер накрыл голову сценарием и кричал «караул», оператор, тоже смеясь, заявил:
– Я больше его снимать не буду – он сойдет с ума.
А ответил он внучке вот что:
– Ничего, Клава. Я его завтра убью наповал!
Дед, действительно, чуть не рехнулся. На следующий день прибежал на съемку в семь утра, залез в окоп и потребовал обрез…
Конечно, я влюбился в этого дедусю, забавного ребенка, чистейшей души человека. Он и стал прототипом моего Диогена. Рассказ стал читать смело и с большим азартом. Если бы вдруг мне предложили сыграть в театре или на экране великого философа Диогена, отказаться от того моего прототипа не смог бы!
Только что прошел с успехом фильм «Трембита», в котором я играл центральную роль Сусика.
В Москве в Марьинском универмаге решил купить плащ. Моего размера не оказалось, выхожу из магазина и обнаруживаю, что сторублевая купюра, сложенная фантиком, из кармана исчезла. Украли. Напротив магазина замечаю кучкующуюся шпану. Переговариваются, что-то передают друг другу, убегают в магазин, возвращаются. Компания подозрительная. Чутье подсказало, что они имеют непосредственное отношение к моей пропаже. Подошел к ним и говорю:
– Ну что? Дошли уже до ручки? Шарамыги! Актеров уже стали обворовывать?
– О-о! Су-усик!
Узнали, очень довольны, что к ним подошел.
– А что случилось? – спрашивают.
– Что случилось, что случилось… – обиженно ворчу я. – Пришел плащ купить, не успел оглянуться, а ста рублей нет. Что же это такое? Нашли богача.
– А какие они? Как были сложены?
– Фантиком. Одна купюра. Вот, в правом кармане пиджака.
– Стой здесь, Сусик!
Через минут двадцать мне принесли именно мою сотню, сложенную фантиком. Пришлось половину потратить на угощение.
После фильма «Трембита» ребятня не давала мне прохода.
К моему выходу из дома готовились, как к спектаклю! Провожая меня до остановки троллейбуса, они хором кричали: «Мусик! Сусик!» Не скрою, мне было приятно: ведь причина их шалости была в том, что я им запомнился в фильме, понравился, а это хорошо! Плохо другое: представьте, в каком я оказывался положении перед взрослыми прохожими, не понимавшими, что происходит.