Иван Переверзев! Он из тех русских, чья душа нараспашку, у кого удаль, буйный темперамент, работоспособность, независимость, доброта, смекалка; кто умеет грешить и каяться, широко, красиво загулять, но при надобности вести аскетический образ жизни, умение влюбиться, помогать, дарить, сопереживать. Он из тех русских, которые составляли и составляют неповторимый национальный колорит человеческого характера.

В самые тяжелые дни жизни правдолюбца Виктора Некрасова, автора лучшей книги об Отечественной войне, затравленного только за то, что он честнее и умнее «их», в те дни, когда многие боялись с ним общаться, Иван Федорович, прихватывая с собой меня, фронтовика и поклонника автора книги «В окопах Сталинграда», навещал испытывавшего материальные затруднения писателя. Он приносил с собой и еду и зелье, тем самым морально поддерживая сникавшего порой талантливейшего художника.

В трудные для Владимира Дудинцева времена, тоже затравленного теми же «цепными собаками», Иван Федорович осчастливил меня, взяв с собой на свидание с писателем, преподав таким отношением к опальному урок смелости, добра и сострадания. Трижды прав Василий Шукшин: «Культурный человек – это тот, кто в состоянии сострадать, это горький мучительный талант».

Легко представить себе, как необходимы были подобные визиты людям, попавшим под пресс гонений за правду и ум, за благородство. Никогда не забуду книжную полку в квартире Дудинцева со множеством иностранных изданий его всемирно известного романа «Не хлебом единым». Эта полка, я уверен в этом, была тем эликсиром жизни, который не дал сломаться психологически тонкому, интеллигентнейшему русскому литератору.

Легко представить себе его радость от посещения его дома такими людьми, как Переверзев.

Получив на «Мосфильме» приличные деньги за роль в очередном фильме, в торговой палатке у Киевского вокзала я выбрал себе хороший галстук. Расплачиваюсь и вдруг чувствую на плече чью-то руку. Оборачиваюсь – передо мной Иван Переверзев.

– Здорово. Ну что, отоварился?

– Да.

– Надо «обмыть», а то носиться не будет.

– Надо, – с удовольствием соглашаюсь я.

Пошли в привокзальный ресторан, встретили там компанию знакомых актеров, тоже посетивших кассу киностудии. Просидели в ресторане до закрытия. Как всегда, показалось, что свое еще не досидели, и дружно двинули в аэропорт. В те годы аэропортовский ресторан работал до утра. За все платил я – обмывали мой галстук. К шести утра от полученных денег почти ничего не осталось. Наконец закрыли и этот ресторан. Наши товарищи разъехались по домам, остался я и Переверзев.

У Ивана было одно удивительное свойство – обаятельнейшая безапелляционность! Даже если он говорил что-то не всегда верное, не согласиться с ним было очень трудно.

– В Ленинград! – скомандовал он.

Почему в Ленинград, зачем в Ленинград? Казалось бы, надо было задаться этим вопросом. Не задался! Иван идет к дежурному, нас сажают в маленький самолет ЛИ-2, салон которого завален мясными тушами, и утром мы уже в Ленинграде. Оказываемся перед дверью квартиры Василия Васильевича Меркурьева – актера театра имени Пушкина, народного артиста СССР. Иван нажимает на звонок.

– Кто там?

– Это я. Перевэ!

Меркурьев, припав к замочной скважине, громким полушепотом:

– Ты что, с ума сошел?! В такую рань! Ирина сейчас скандал поднимет!

– Выходи! Это я, Перевэ…

– Вы что?! Взбесились, что ли? Я детей воспитываю, как не стыдно? Я же чувствую, в каком вы состоянии. Я никуда не пойду!

– Если ты не выйдешь, – категорически заявляет Иван, – я с тобой разговаривать больше не буду!

Меркурьев за дверью покряхтел, повздыхал и решился:

– Иду.

В кафе у гостиницы «Европейская» собралась интересная артистическая компания. Просидели весь день, весь вечер. Денег ни у меня, ни у Ивана уже нет, кончились. Пора ехать домой. Меркурьев купил билеты. Приехали в Москву.

– Маенькая моя, а где твой галстук?

Я обыскал все карманы – галстука нет! Он стоил 13 рублей, наша поездка – более двух тысяч (в старых деньгах). Ни денег, ни галстука было не жаль!

Замечательный пограничный городок Ужгород. Часть съемок фидьма – здесь. В гостиничном «люксе» Перевэ и я.

8 утра. Болит зуб. Адски! В 9 утра приходим в поликлинику. В 9.15 уже сижу в кресле. Надо мной колдует зубной врач женского пола и очень симпатичный. По-русски говорит с легким акцентом, что придает ей еще больший шарм. Мадьярка… Рядом, в ожидании клиента, не менее симпатичный доктор, тоже слабого пола, но не венгерского, а чешского происхождения. Не менее неотразимый, нежели тот доктор, который убивает мышьяком мой нерв, а своим видом – меня.

Иван же своим видом, по-моему, убивает того доктора, который с ним беседует. Но и сам он – я вижу – под легким… мышьяком. В 10.00 закончена экзекуция… Несу себя и мышьяк в гостиницу. Говорю Перевэ, что моя отравительница назначила мне свидание на завтрашний вечер по случаю удаления мышьяка.

– А я, маенькая моя, им обоим. На сегодняшний вечер… На восемь. Поболтаем, а потом на 9-часовой сеанс в кино сходим, меня молодого вспомним – «Парень из тайги» посмотрим.

Я, несмотря на мышьяк, высказал предельный восторг.