Шрифт:
— В чем?
— В том, что Пивуа прав и голуби у Санблера.
Предлога, чтобы отказаться, не было. Заперев как следует входную дверь, Обмани-Глаз поднялся по лестнице. За ним шел Николя, а Гектор замыкал шествие, думая по себя: «Как низко я опустился!»
— Эй, Санблер! — позвал Обмани-Глаз, постучав в перегородку.
— Я здесь! — невозмутимо откликнулся урод.
Они вошли, и Санблер встретил их весьма холодно.
— Ну, братцы, солоно мне приходится от вашего гостеприимства! Что это еще за история с голубями? Спятили вы все, что ли?
Действительно, никаких голубей не было.
— Не втирай нам очки, — сказал старьевщик. — Почему же привлек внимание? Если твои попытки проломить стену заметят, ты первый же и поплатишься!
— Вы рехнулись, — повторил Санблер, — глядите сами!
В чулане не было ничего, кроме постели на полу.
— Ты неблагодарен, — заметил Николя, — и доставляешь неприятности тем, кто тебя спас.
— Спас меня? Скорее самих себя, — возразил бандит. — Вы боялись, как бы я не проболтался.
— Он ничего не хочет понять, — буркнул Обмани-Глаз.
— Предупреждаю вас, Габриэль, — заявил де Мериа, — если вы будете так себя вести, я больше не дам ни единого су на ваше содержание.
— До чего же везет этому графу! — глумливо воскликнул Санблер. — Красавицы устилают ему дорогу золотом! После богатства Олимпии — приданое жены! Почему ж не оказывать услуги друзьям? Правда, Альфонс [38] , то бишь я хотел сказать — Гектор?
Де Мериа промолчал и спустился с Николя и Обмани-Глазом вниз.
38
Альфонс — так называют мужчину, состоящего на содержании у женщин (по имени героя комедии А. Дюма «Мосье Альфонс»).
— Мне кажется, — сказал Николя, — вся эта история с голубями просто мистификация.
— А я вам говорю, что он долбит стену и затыкает дыры, вот и все.
— Чем же он может ее долбить?
— У него есть напильник.
— В самом деле, мы об этом забыли.
— И когда он продолбит стену насквозь, его увидят с улицы без всякой подзорной трубы. Начнутся расспросы, а так как меня здесь не любят…
— Куда же его девать?
— Куда хотите. С меня хватит! Пробивает стену, каково! Выпустите его.
— Его сейчас же сцапают, будет еще хуже.
— Переправьте его через границу.
— Мы уже говорили, что это невозможно. Его сразу же опознают: ведь других таких особых примет нет ни у кого.
— Нечего колебаться, — промолвил Николя. — Надо от него отделаться.
— Пусть тот, кто советует, и позаботится об этом! — сказал старьевщик.
Наступило молчание.
— Или лучше, чтобы он всех нас выдал? — добавил Обмани-Глаз.
Де Мериа молчал. Его взору представилась маленькая Роза, ее ужасная агония.
— Трусы! — воскликнул Николя. — Завтра я принесу кой-чего, всыпьте это ему в кофе.
Им показалось, что кто-то засмеялся. Гектор вспомнил мяуканье кошки на дереве в ту минуту, когда он вместе с Эльминой зарывал тело несчастной девочки в запорошенную снегом землю и засыпал его известью…
— Столковались? — спросил Николя.
— Постойте! — сказал Обмани-Глаз. — Я никогда не питал к Санблеру такого расположения, как к бедняге Лезорну, которого он по глупости пришил. Если этот урод останется в живых, это грозит мне не большим риском, чем вам; но даром возиться с его трупом я не намерен. Если вы хотите прикончить его у меня, то раскошеливайтесь!
— Граф, полагаю, достаточно заинтересован в этом деле, чтобы не скупиться, — заметил Николя.
Де Мериа по-прежнему молчал.
— Попытка Санблера пробить стену опаснее для вас, чем для меня, сами понимаете! — продолжал Обмани-Глаз. — А тут еще придется куда-то девать убитого… За такие вещи нужно платить! К тому же — почем я знаю, что вы не пойдете отсюда прямехонько в полицию и не выдадите меня? Словом, я ни на что не согласен, пока вы не подпишете документа, составленного по всем правилам. Когда все будет кончено и я получу деньги, то верну вам эту расписку.
Гектор и Николя в страхе переглянулись.
— Пусть лучше он проведет у вас еще несколько дней! — сказал виконт д’Эспайяк. — Мы платим за его содержание по двадцати пяти франков в день, словно он депутат!
— Черт побери, а риск? Сколько у меня может быть неприятностей! Нет, я уж лучше просто-напросто выпущу его, как только мне надоест нянчиться с ним.
— Что же делать? — воскликнул де Мериа.
На этот раз промолчал Николя.
— И в том и в другом случае, — заявил старьевщик, — мне нужно пятьдесят тысяч франков.