– Что привело тебя ко мне, Верховный Жрец Иосиф Каифа? - самодовольно вопрошает он, поглаживая свою крашеную хной бороду, завитую в мелкие кольца, как у царей на ассирийских барельефах.

Каифа не назвал Пилату истинное преступление узника. Не намерен он сообщать его и этому идумейскому наследнику. Он повторяет свое обвинение.

– Этот человек возмущал народ в Храме и называл себя Мессией - царем иудейским. Он из Галилеи, тетрарх Ирод, и Понтий Пилат направил его к тебе.

– Он уже был у Пилата?

– Да.

– И он не осудил его?

– Это твой подданный. Прокуратор решил, что он не вправе осуждать за тебя.

Антипа задумывается. Он с детства привык жить среди интриг и политической борьбы. Ему известно, что вчера римлянами была учинена бойня. Это еще одна политическая ошибка Пилата. А теперь он посылает к нему виновника, который якобы инициировал это событие. Антипа не желает быть причастным к этому делу. Жаль, что у него испорчены отношения с проконсулом Сирии Вителлием из-за парфян, и он не может сообщить ему об очередной жестокости его подчиненного. Но он может через своего племянника Агриппу в Риме донести это до императорского двора. Старик Тиберий дорожит стабильностью в империи и не поощряет тех, кто раздувает конфликты. А Пилат жаждет войны в Иудеи.

– Кто он?

– Иисус из Назарета.

– Из Назарета? И чей он сын?

– Сын плотника Иосифа по документам.

Антипа весело смеется, и свита вторит ему. Каифа с ненавистью смотрит на эти хохочущие рожи.

– Вот не думал, что мой конкурент будет из плотников. Думаешь, он мне соперник? - усмешливо спрашивает он Верховного Жреца.

– Он возмущал народ.

– Он делал это не в Галилеи, а в Иерусалиме. Вот если бы я был иизаильским царем, я бы его покарал. Но в Иерусалиме есть римский наместник. Отведите его к Понтию Пилату.

С огромным возмущением Каифа почти выкрикивает:

– Тетрарх Ирод! Ты должен провести суд над самозванцем.

– Сын плотника назвал себя царем. Если я буду судить каждого безумца на этой земле, у меня не останется времени на остальное. А ведь я царь по рождению.

– Он называл себя Мессией.

Антипа внимательно всматривается в равнодушного к их разговору узника.

– Сын плотника, не хочешь что-нибудь сказать? Я разрешаю.

Иисус молчит.

Каифа в ярости бьет его посохом.

– Говори!

Скопец безмолвствует. К тому же он не пил воды со вчерашнего ужина, и его язык присох к горлу.

– Ты много говорил в Храме. Почему сейчас молчишь?

Каифа бьет Иисуса посохом опять. Антипа досадливо морщится и вальяжно взмахивает своей пухлой рукой, унизанной перстнями:

– Будь любезен, Каифа, избивай его в другом месте. У меня здесь празднуют Пасху. Мы веселимся.

– Но он называл себя Мессией!

Царь становится серьезен и говорит со значением:

– Хватит с меня одного мессии. Пусть этот будет ваш.

Каифа его понимает. Казнь Иохонана сильно испортила репутацию Антипы в народе. Казнь еще одного пророка, кем бы он ни был, ему не нужна. Он даже желает, чтобы это пятно легло на совесть Пилата или Синедриона. Покидая дворец, Верховный жрец бормочет:

– Проклятый сын Исава!

Он проделывает обратный путь к крепости Антония по другой дороге. Каифа не идет через Геннатские ворота и мимо Голгофы по городской окраине, но сходит прямиком в город на переполненные улицы. Его душит желчь от того, что он сам себе нашел это унижение. На рынке, у дворца Хасмонеев, в колоннаде горожане и паломники почтительно расступаются перед процессией и с любопытством смотрят ей вслед. Прошел уже слух, что это тот самый лжепророк, из-за которого произошло вчера кровопролитие в Храме. Самые жадные зеваки тянутся за этой странной группой. По дороге Каифа выстраивает в уме примерный план предстоящего разговора с Пилатом. Он понимает, что прокуратор откажется от повторного суда, если его не принудить. Но это нельзя делать во всеуслышание. Даже по отношению к заклятому врагу Каифа придерживается классовой солидарности: нельзя порочить власть на глазах простонародья. Принуждение должно пройти с глазу на глаз.

У ворот претории у Каифы начинается одышка. Пот течет по его телу. Он должен выиграть партию с противником, который никуда не торопится, а сам он в цейтноте. Какие неравные условия! Но ему необходима победа. Из ворот выходит грек Лисий и спускается вниз.

– Мне нужно поговорить с правителем, - едва отдышавшись, заявляет Каифа.

Трибун одним взглядом оценивает обстановку и дружелюбно говорит:

– Прокуратор не откажется от своего решения. Иосиф Каифа, почему бы вам самим не казнить этого преступника?

Но Каифа не может сказать правду и ему. Знай он заранее, к чему это приведет, он принял бы другое решение. Не мог Бог желать унижений своему главному представителю на земле. Но теперь отступать поздно. Уничтожен даже протокол о допросе этого преступника. Бумаги Синедриона выглядят так, будто никакого Иисуса из Назарета вообще не было.

– Зачем тогда нам римский суд? - говорит он раздраженно.

Лисий пожимает плечами и уходит.

– Хорошо, я доложу прокуратору.

Вновь распахиваются ворота крепости, на лестнице выстраивается караул и появляется недовольный Пилат в сопровождении Лисия и центуриона Корнелия.