Сара судорожно глотнула, вернее, попыталась это сделать, потому что ей уже казалось, что она задыхается. Сейчас ей, как когда-то в детстве, чудилось, что Господь — некий человек, проживающий в Ньюкасле, важный и могущественный. В его силах распоряжаться ею и устами священника обречь ее на геенну огненную. В качестве последней ей представлялась доменная печь, озарявшая все небо над Джарроу, когда из нее выбрасывались шлаки. То был сущий ад — всепожирающий огонь, бушующий в Джарроу и управляемый из Ньюкасла… Этим исчерпывались границы ведомого ей мира. Только в двенадцатилетнем возрасте она сообразила, что ад не имеет прямой связи ни с Ньюкаслом, ни со зловещей домной. Однако это прозрение не лишило ее веры в ад; она по-прежнему верила, что Господь отправляет грешников прямиком в пекло. Она не сомневалась, что людям придется расплачиваться за свои грехи. В то же время она сознавала, что не желает в это верить, причем это нежелание укрепилось в ее душе еще до встречи с Дэвидом. Ее бунт зрел давно, но то не был бунт против религии — она отказывалась принимать отца О'Малли, его концепцию Бога. Против его мстительной власти она восставала всем своим неокрепшим умом.

— Почему вы перестали ходить к мессе?

— Я не перестала, святой отец.

Священник прищурился.

— Ни я, ни отец Бейли вас не видели.

— Я хожу в Джарроу, к первой утренней службе.

— Почему туда? Всю жизнь вы посещали мою церковь, почему теперь ходите туда?

Она облизала губы и опустила глаза, но не голову, потому что роившиеся там мысли заставили ее задрать подбородок. Из-за него! Из-за того, что у него в церкви все на нее глазеют: бывшие одноклассницы, их мамаши и папаши! Все они знают, что она вышла замуж за протестанта и, что еще хуже, не венчалась в церкви, а просто зарегистрировалась. Для них это все равно что жить в грехе, не скрепив брака. Вот почему она сменила церковь.

— Не потому ли, что стыдитесь содеянного?

— Я не стыжусь! — Она вскочила. — Мне нечего стыдиться, святой отец: я вышла за хорошего человека, за очень хорошего!

Священник медленно поднялся, застегнул верхнюю пуговицу на черном сюртуке, вынул из кармана черные перчатки, натянул их и изрек:

— Вам известно не хуже, чем мне, Сара, что перед лицом Господа и Его святой Церкви вы не вышли замуж и живете во грехе. На этом я вас покидаю. Вы всегда можете меня застать у меня дома при церкви, если захотите устроить венчальную церемонию. — Он отвернулся и уже из темноты коридора закончил: — Скажите мужу о моем визите.

Она слышала, как он возится с замком, но не могла прийти ему на помощь. Дверь отворилась и затворилась. Только тогда она медленно опустилась в кресло Дэвида.

— Сперва ты сгоришь в аду!

Она вновь не узнала собственного голоса. Он принадлежал не молоденькой Саре, а взрослой, умудренной опытом женщине — той самой, которая отвечала Джону в новогоднюю ночь. Как он жесток! Ведь она замужем! Какая же он свинья! Она содрогнулась от богохульства: посметь обозвать священника свиньей! Что ж, она не возражает, если ее сейчас же поразит небесный огонь. Этот священник, верующий христианин, сидел перед ней и предрекал несчастья, буквально призывал беды на ее голову, лишь бы доказать свою правоту! Совесть… Неисповедимы пути Господни…

Она откинулась в кресле, почувствовав, что вот-вот потеряет сознание. Боевитость стремительно покидала ее. Ощущение было настолько странным, что она задала себе вопрос: не страшно ли ей? Видимо, это был именно страх. Этот священник умел на любого нагнать страх перед Божьим гневом. Однако странность охвативших ее чувств не исчерпывалась только страхом. Ее желудок сводили неведомые прежде спазмы.

Ей очень хотелось, чтобы сейчас перед ней появился Дэвид. Она бы просто посмотрела на него, кинулась ему на грудь — и почувствовала себя в безопасности. Она зажмурилась и постепенно пришла в себя. Было очень странно чувствовать себя такой слабой, а ведь она только что хвасталась перед матерью Дэвида своей силой! Сейчас же она ощущала себя беспомощным котенком, младенцем… Последнее слово заставило ее выпрямиться. Перед мысленным взором закачался огромный вопросительный знак. Она огляделась, словно надеясь отыскать ответ. Вдруг ее взгляд упал на живот. Она стала легонько поглаживать его, приговаривая:

— Сперва убедись, а потом болтай… Вдруг это у меня просто со страху?

Придя домой, Дэвид первым делом, прежде чем переобуться и глотнуть чаю, обнял ее и поцеловал. Потом, любуясь ею, произнес:

— Здравствуйте, миссис Хетерингтон.

Это было у них игрой, повторявшейся ежевечерне, но она усматривала в этом различие между их браком и всеми остальными. Любому известно, что после венчания брак становится банальной рутиной. Сама жизнь превращается в банальность. Даже противостояние желаний, характеров, прежде бывших незаметными личных привычек — сводящих с ума привычек, которые невозможно выносить, — даже это не могло пересилить рутинность. Об этой стороне брака Сара знала все. Она наблюдала, как все это происходит у соседей, присутствовала в кухне при женских беседах на эту тему, видела, как превращались в рабов рутины ее мать и отчим. Их любовь не успела расцвести, как ее загубили заморозки рутины. Вопросы типа: «Кто-нибудь видел мою толстую корову?» — вызывали сочувственный смех и служили подтверждением любви. Такова была супружеская любовь на ее конце Пятнадцати улиц. На противоположном конце она не обнаружила больших отличий, как ни мучительно ей было это сознавать. Привилегированные стояли в этом отношении всего на одну ступеньку выше неудачников. Джон был совершенно прав…

Но ее брак — совсем другое дело. Они стали мужем и женой уже много недель тому назад, а Дэвид с каждым днем делался все ласковее и заботливее. И в этом Джон не ошибся… К черту Джона! И священника туда же!

— Эй! Здравствуйте, миссис Хетерингтон!

— Здравствуйте, мистер Хетерингтон.

Она потерлась носом о его нос.

— Что-то случилось? У тебя неважный вид. Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, я в полном порядке. Конечно, что со мной сделается?

— Наверное, ты все-таки взвалила на себя всю стирку? Я еще на той неделе предупреждал тебя, чтобы ты этого не делала. Мать вполне может пригласить миссис Уотсон. Она и раньше так поступала…

Она приложила палец к губам.

— Не возмущайся попусту. Я не стирала, а почти весь день сидела с Дэном.

— Тоже хорошего мало. Не надо проводить там слишком много времени. Ты такая бледная! Кстати, как он?

— Гораздо лучше. Сегодня дело резко пошло на поправку.