Джон вскочил и, не дав Дэвиду ответить, заорал:

— Они не дают людям свихнуться — разве этого мало? Напоминают им, что они — люди, что даже при самом плачевном положении нельзя терять человеческий облик. Пытаются давать им пищу для ума. Скармливают им столько, столько могут переварить их истощенные организмы. На Лондон они пойдут уже не невежественными тупицами, за которых их здесь принимают. Впрочем, у здешних любителей задирать нос есть сторонницы, верно, Мэй?

Супруги какое-то время смотрели друг на друга, Мэй уже собралась ответить, но Джон ее опередил:

— Ты не пойдешь наверх. Сперва тебе придется взять обратно свои слова. Чем черт не шутит, того и гляди, научишься чему-нибудь. Впрочем, зачем тебе наука? Ты ведь и так у нас всезнайка. Как и те, кто нами управляет. Ничего, когда начнется наш марш, у них раскроются глаза.

— Та-та-та-ра-та-та! — Мэй изобразила игру на горне.

Джон сделал шаг в ее направлении, но Дэвид поймал его за руку.

— Будет вам. Хватит!

— Я принесу чаю.

Сара встала и, отложив платьице, которое шила, вышла в кладовую. Джон, глядя на жену, с горечью произнес:

— Смотри, доведешь меня до того, что я так тебя ударю, что ты больше не встанешь.

— Только попробуй! — Мэй улыбнулась, подошла к лестнице, запрокинула голову и крикнула: — Пол! Ты меня слышишь, Пол? Спускайся, мы уходим.

В ответ раздался смех. Вскоре на лестнице появился мальчик лет восьми. Он был высок для своего возраста, худ и не походил ни на мать, ни на отца, хотя живостью напоминал Джона. Стрельнув глазами в сторону Дэвида, он объявил:

— Вам никогда не научить ее правильно писать, дядя, готов спорить. Она уже умеет читать длинные слова, а написать не может ровно ничего, даже слово «кот».

— Что же мне с ней делать? Разве что пороть! — Дэвид сделал вид, что закатывает рукава, чем заставил мальчишку расхохотаться.

— Могу себе представить, как это у вас получится, дядя Дэвид! Но сами-то вы хорошо пишете и знаете разные слова. Вот и скажите, научится ли она писать? Ведь ей уже скоро шесть лет.

— А ты в этом возрасте писал? — Дэвид укоризненно покачал головой, опять вызвав у племянника смех.

Мэй подтолкнула сына и крикнула:

— Живее! Как тебе не стыдно?

— Еще минуточку, мама!

Мальчик вывернулся и оказался у стола, на котором лежали картонные буквы; Джон рассеянно двигал их взад-вперед.

— Сыграем в «лексикон», папа?

— Делай, как тебе говорит мать, — отозвался Джон, не поднимая глаз.

— А вы, дядя Дэвид?

— Ты хочешь, чтобы тебя выпороли, Пол Хетерингтон? — Дэвид посмотрел на ухмыляющегося мальчугана.

— Мне так хочется посмотреть, как вы играете! Почему вы всегда возитесь с буквами, дядя Дэвид? Вам надо было бы стать учителем. Вы и в детстве были таким?

— Да, и в детстве. Буквы всегда меня завораживали.

— Ты меня слышишь, Пол?

— Мама, дай мне еще минуту, всего одну! Продолжайте, дядя Дэвид!

Дэвид посмотрел на Мэй и покачал головой.

— Почему они вас завораживают?

— Потому, наверное, что всего несколько черточек способны так много тебе поведать.

— Но ведь это не черточки, а какие-то завитушки!

— Нет, начинается все с черточек. Смотри. — Дэвид вынул из кармана веревочку, разрезал ее карманным ножом на несколько частей, положил один кусок перед собой, другой сложил вдвое, пристроил рядом с первым и провозгласил: — Пожалуйста! Одна прямая линия, еще одна прямая, только немного согнутая; складываем их вместе и получаем букву «К». — Мальчик кивнул, и Дэвид продолжил: — Теперь берем еще одну прямую, кладем рядом с «К» и видим, что это буква «i». A ведь это — самая главная буква во всем алфавите: «i» по-английски — «я». — Дэвид гордо постукал себя в грудь кулаком. — Весь я! Эта буква всегда меня поражала. То это просто черточка, а то… Понимаешь?

Пол снова кивнул. Его глаза лучились.

— Хочешь «S»? Нет ничего проще: берешь прямую, свертываешь ее вот так… Получай! — Он проделал то же самое с еще одной веревочкой. — Вторая «S» — и перед нами «kiss» — «поцелуй».

Пол восторженно забарабанил по дядиной руке.

— Еще!

— Нет уж, хватит! Пошли!

Мэй схватила сына за воротник, поставила лицом к двери и выставила из комнаты.

В кладовой Пол, возмущаясь и одновременно хихикая, схватился за Сарину юбку.

— Спокойной ночи, тетя Сара! Она еще не спит. Спорю на шиллинг, что через минуту она захнычет.

— Спокойной ночи, Пол. Если она захнычет, придется ее отшлепать.

— Что у вас на ужин?

От этого вопроса, заданного сыном, Мэй остановилась, повернулась к Саре и сказала:

— Знаете, по-моему, у него глисты. Я серьезно! Как только он у вас появился, ему скормили таз вчерашнего рагу. Дело было в половине пятого. Потом заглядываю туда… — Она кивнула на стену, — а он и дед распивают чаи с печеньем и так далее. Здесь он опять клянчит. Вы только взгляните на него! — Она тряхнула Пола за воротник. — Ни капли мяса на костях, посторонние того и гляди решат, что родители морят его голодом. Говорю вам, это глисты.