— Думаю, ему нужна помощь Гуго в экспериментах. Он знает, что Гуго лишен разума, лишен памяти обо мне. Гуго теперь не более чем животное. Но смышленое. Виктор решил дать ему ловкое тело, способное выполнять задачи, которые поставит ему хозяин.

Брайан встал:

— Теперь нам надо уходить.

— Я уже десять лет готова к этому.

— Вы не пытались бежать сами?

— К кому бежать, mein Herr? Кто бы мне поверил? Виктор просто заявил бы, что я его несчастная помешанная жена. Меня вернули бы к нему или, хуже того, заперли бы в сумасшедший дом.

Баронесса вывела его из пещеры, прошла по лабиринту туннелей, поднялась на несколько ступеней и задержалась перед прогнившей деревянной дверью. Она сосредоточенно прислушалась, прежде чем открыть ее.

Брайан вслед за ней вошел в большой погреб-пещеру.

— Сюда, молодой Herr, — тихо позвала она.

Брайан за ней прошел к выходу из пещеры. В четырехстах футах внизу он видел светлые камни и белую пену прибоя. Слева выступ гранитной скалы загораживал вид на побережье, но направо открывался изгиб к маленькой бухте, над которой гостеприимно мерцали огоньки Босбрадо.

На первый взгляд утес казался неприступным, но, присмотревшись, Брайан разглядел несколько выступов, по которым опытный скалолаз мог одолеть первые сто футов. Оттуда пришлось бы намечать дальнейший маршрут.

— Я полезу первым, — сказал он, — а вы за мной. Держитесь ближе, я буду подсказывать, куда поставить ногу. Не убирайте ногу с уступа и не отпускайте рук, пока не убедитесь, что вторая стоит надежно.

Женщина кивнула.

Брайан осторожно свесился с края утеса и нащупал первый уступ. Он опустил голову, высматривая следующий, когда услышал вопль баронессы. На пороге погреба стоял барон Виктор Франкенштейн, и рядом с ним — уродливая, искаженная фигура Гуго.

Барон скривил губы в презрительной усмешке. Жестокий взгляд его бледных глаз перебегал с Брайана на жену, которая дрожала всем телом и зажимала руками рот.

— Вот чем ты платишь мне, моя верная супруга? — саркастически проговорил барон. — Ах-ах, что мне с тобой делать?

— Виктор… — безнадежно взмолилась она.

— Виктор! — передразнил барон. — Я мог бы дать тебе величие, Элизабет. Рано или поздно мир признает мой гений: неслыханное богатство и слава достанутся мне, когда мир поймет, что творение человека — не прерогатива Господа и что я, — он ударил себя в грудь и возвысил голос, — я, Виктор Франкенштейн, тоже способен сотворить жизнь!

Глаза баронессы наполнились слезами.

— Виктор, ты болен… болен, — всхлипнула она.

— Болен?! Я болен! Разве ты своим жалким умишком можешь осознать совершенство моего разума? И ты, не понимая меня, называешь меня больным!

Брайан стоял, удерживая равновесие на краю пещерного устья, и лихорадочно соображал. Если продолжить спуск, баронессу придется предоставить ее судьбе. Кроме того, этой твари, Гуго, не понадобится и секунды, чтобы броситься к нему и столкнуть на камни.

Но есть ли выбор? Вернуться и признать себя побежденным?

Нет, мрачно решил он, надо бежать. Надо рискнуть, и, может быть, он успеет привести помощь и спасти баронессу.

Барон повернулся к нему:

— Вижу, доктор Шоу, вы составляли компанию моей бедной помешанной жене, не так ли?

Он ждал ответа, но Брайан молчал.

— Жена моя, как видно, питает слабость к молодым, красивым ученым. Да ведь я и сам когда-то был молодым, красивым ученым! Вы с ней хотели бежать, а? Может быть, начать новую жизнь там, где я не сумею до вас добраться?

Брайан молча покачал головой.

Барон, несомненно, был сумасшедшим.

— Ну что ж, — мрачно рассмеялся барон, — до вас то же замышляли и другие, не правда ли, мой Гуго? Не так ли, мой урод? Schwemhund! [29]

Гуго, услышав свое имя, закивал большой головой и издал ликующий крик.

Барон запрокинул голову и расхохотался:

— Да, Гуго, ты когда-то был молодым красавцем-ученым, хоть ты и забыл об этом. Ты тоже подбивал мою жену нарушить долг, как и этот молодой человек. И он также познает гнев Франкенштейна!

Взгляд Брайана метнулся вниз, на темный обрыв. Первые сто футов спуск так легок. Быть может, он успеет спуститься раньше, чем его настигнет Гуго. Надо попытаться.

Баронесса обернулась к нему и как будто прочитала его мысли.

— Бегите, молодой Herr! Спасайтесь! Не думайте обо мне, я задержу погоню! Бегите, ради любви вашей матери!

Всхлипнув, она развернулась и схватила чугунный треножник, служивший подставкой для фонаря, взмахнув им как оружием.

— Брось! — зарычал барон.