— А про каких человечков? — не выдержала Настя, обнаружив себя.

Она, конечно, подслушивала, стоя в дверях своей комнатки, уже в ночной рубашке, почесывая одна о другую голые ноги.

— А ты спать иди! — прикрикнул отец.

Уже лежа в постели Настя слышала, как обувался в прихожей отец, как стукнул чем-то о стену, наверное, вскидывая ружье на плечо… Хлопнула входная дверь. Сапоги застучали по деревянным ступенькам.

Настя не спала: лежала, прижав кулачки к подбородку. Конечно же, она, как и все дети в округе, слышала про человечков!

Глубоко на дне шахты, именуемой Верблюдом за двугорбый свой террикон, жили маленькие злые человечки. Их часто видели, они ходили всегда по двое, всегда по ночам. Жители глубокой черной шахты не выносили дневного света, вот и появлялись лишь в сумерках. На человечках были причудливые костюмы, старинные какие-то. Но самым страшным были их головы, то есть — лица. Один парень из двора клялся и божился, что видел человечков поздно вечером, когда они перелезали через забор. Один оглянулся и посмотрел на него. Сашка (так звали этого парня) сделал страшное лицо и показал растопыренными пальцами:

— Вот такие глаза. Большие. Белые, горящие темноте. А ниже, как бы этими глазами освещены — маленькие круглые рты. Тонкие губы. Или — вообще никаких губ: дырки вместо ртов. Чтобы высасывать кровь…

Человечков называли рудокопами. Рудокопы жили в шахте испокон веков. Вернее, даже не в шахте они жили, а в пещере, с которой сообщалась шахта. Пока их не потревожили, пока не добрались до них стальными буровыми машинами, все было хорошо. И рудокопы жили мирно, и люди. Но теперь, когда до рудокопов добрались шахтеры, они совсем озверели. И вскоре будет настоящая война — между рудокопами и людьми. Еще более страшная война, чем с фашистами. Огромная.

— Да мы их шапками закидаем, таких маленьких! — крикнул один парнишка, когда Сашка закончил свой рассказ, и все тут же принялись волноваться: да, закидаем, победим. Немцев победили и их победим!

Только вот Сашка молчал, опустив глаза. И тогда Настя поняла, что он не фантазирует, что он на самом деле видел рудокопов… В самый момент этого воспоминания на улице раздался выстрел. Настя подняла голову над подушкой. Еще один хлопок отцовского ружья. Настя села на кровати.

Из спальни родителей вышла мамка. Она была одета: ясно, что и вовсе не ложилась. Она стояла у окна и слушала, на улицу не собиралась. Настя поняла: мамка ждала еще выстрелов, и они должны были прогреметь, но не сразу, поскольку отцу надо было перезарядить ружье — переломить его, вытащить пустые гильзы и вставить новые патроны. Настя не раз видела это, когда они ходили в поля, и отец стрелял по консервным банкам, разнося их порой в клочья, и теперь девочка ясно представляла себе отца, который где-то там, в темноте, перезаряжает ружье.

Но время шло, все было тихо. Мамка, похоже, также уже поняла, что других выстрелов не будет, и только теперь решительно двинулась к двери, выручать отца. Но дверь внезапно раскрылась сама. На пороге стоял отец. Он был без ружья. Пробормотал что-то, сбросил шапку на пол и прошел в комнату, прямо в сапогах.

— Да ты напился! — с гневом вскричала мамка.

— Не в этом дело, — послышался грубый, но странно дрожащий голос отца.

— Ты специально пошел, заготовил… Чтобы там втихомолку выпить!

— Да, я выпил! — сказал отец. — Но немножко, чекушку всего.

— Для храбрости, — язвительно подсказал мамка.

— Мужики всегда пьют для храбрости, — сказал отец, и Настя вновь услышала в его голосе эту дрожь.

— Где ружье?

— В сарае.

— Что там было? В кого ты стрелял?

— Потом, мать. Потом расскажу.

— Ружье теперь сопрут… — ворчала мамка, и Настя слышала, как она снимает с отца сапоги.

Вскоре девочка уснула. Утром отец был угрюмым.

— А в кого ты стрелял, пап? — спросила Настя.

— Да так… Померещилось, — сказал отец и быстро взъерошил ей волосы.

Краем глаза Настя видела, что мамка пристально смотрит на отца. Она поняла, что означает этот взгляд. Отец рассказал ночью мамке что-то, и теперь та смотрела на него, строго и выразительно. То, что отец рассказал мамке, Настя не должна была знать.

Дальше были странные события. Родители зарезали и потушили всех кур. Набив их кусками трехлитровые банки, закатали тушенку.

— Это на зиму, — объяснила мамка, но Настя знала, что такое дело неспроста, что связано оно с ночным происшествием.

Родители теперь вели себя странно: перестали гулять по вечерам, ходить в гости. Настя это заметила, и они заметили, что она заметила… Все чаще теперь из их комнаты доносился тревожный шепот.

Раз отец вернулся домой веселый.

— А мы скоро переедем в город! — заявил он за ужином.

— Что еще за новость? — удивилась мамка.

— Хорошая новость! В управлении нужен инженер с опытом. Дают общежитие для семейных, а через год — квартиру.

И никаких курятников. Зарплата, правда, поменьше, но зато в городе!