Свой первый опыт музыканта Заппа приобрел, играя ударником в школьной группе. Ему было тогда 11 лет. Мальчик не обладал особым талантом ударника, но уже в 12 сочинил свое первое произведение: соло для малого барабана, которое назвал «Мыши». Вначале он подражал музыкантам, работающим в стиле ритм-н-блюз, что, без сомнения, отражало интересы большинства детей его времени. Другим его вдохновителем стал Эдгар Варез, представитель «новой музыки», в которой сознательно ломаются классические приемы. Такие вещи, как гармония, мелодия и ритм, в ней не играют роли. Для неопытных слушателей это кажется крайне необычным, большинство людей не понимают подобную музыку. Не зря Варез писал о своем произведении «Ионизация»: «Ничего кроме ударников – диссонирующая и ужасная, самая ужасная музыка в мире». С такой музыкой, конечно, не подняться на верхушки чартов – имя Вареза до сих пор известно лишь посвященным. Однако молодой Заппа увлекся им. Когда он представил родителям «Ионизацию» – произведение для 13 ударников и 37 ударных инструментов, хватило нескольких минут, чтобы его мама прекратила «концерт» и категорически запретила когда-либо включать эту пластинку. Сын яростно запротестовал, но она сказала: «Хорошо, тогда иди в свою комнату с проигрывателем». С тех пор она редко видела Фрэнка, а проигрыватель навсегда исчез из ее жизни.

Сын с произведениями Вареза удалился в свою комнату. Он отметил самые лучшие места на пластинке мелом, чтобы снова и снова их прослушивать. Затем он ставил пластинки Хаулина Вулфа, Мадди Уотерса и Лайтнина Слима. Он колебался между двумя совершенно разными мирами: простым, мелодичным и страстным чикаго-блюзом и сложным, многострадальным Варезом. Это примерно так, как если бы целый вечер вы мешали эксклюзивные коктейли и бутылочное пиво. Обычные люди так не делают, но для ботаника это настоящее наслаждение.

В результате влияния, которое оказала музыка на Заппу в юности, он все больше увлекался сочинительством. «Мне просто нравится, как выглядят на бумаге ноты, – сказал он. – Меня очаровывает осознание того, что это – именно те ноты, и тот, кто их понимает, смотрит на них, и тогда они превращаются в музыку. Для меня это чудо». Он купил тонкие перья для письма, пузырек с чернилами – и дело пошло.

Карьера ударника приостановилась. Когда он играл в группе ар-н-би, ему сказали, что он стал плохо играть на барабанах. Никакого такта, драйва, при этом он слишком часто бил по тарелке. Заппа предполагал, что он не был особо музыкально одаренным: «Меня никто больше не хотел брать ударником – под мою игру просто никто не мог танцевать».

Он начал заниматься режиссурой. Фрэнк прикрепил 8-миллиметровую камеру отца на бельевую веревку и вертел ее до тех пор, пока не заканчивалось время съемки. Затем еще и еще раз, пока не получился фильм, который он назвал «Движение». Произведение, конечно, странное. Вскоре музыкант вернулся в мир звуков. Он увлекся тибетской и арабской музыкой и снова взялся за ударные – в упомянутой группе ар-н-би. Она, с одной стороны, состояла из музыкантов, которые были достаточными профессионалами, чтобы завуалировать не совсем хорошую игру Фрэнка. С другой стороны, музыканты были слишком черными, что не могло понравиться его отцу. Фрэнсис Заппа ничего не хотел слышать о «кричащей негритянской музыке» своего сына. В семье заметно нарастало напряжение.

Некоторое время Фрэнк экспериментировал с тяжелой, но приемлемой додекафонической музыкой, при создании которой больше полагаются на арифметику, чем на гармонию. В 16 лет он перешел на инструмент, с которым стал легендой – он взял в руки гитару. Его первая модель имела очень высокий подъем струн, из-за чего на ней можно было играть лишь соло, но никак не аккорды. Но сначала ему это не мешало, так как он не собирался петь песни у костра. Он хотел экспериментировать со своей музыкой. К тому же Заппа не мог одновременно петь и играть на гитаре. Музыкант был гениальным лишь в одной, а не в разных областях.

Школа теперь отошла на задний план. Если Фрэнк и появлялся на школьном дворе, то картина выглядела так: он без конца курил и произносил непристойности. На нем были огромные солнечные очки и спортивная куртка с капюшоном на голове. Он отрастил себе дьявольские усы и козлиную бородку, которые впоследствии стали его маркой.

Несмотря на все это, были люди, которые его уважали. Среди них, например, Эрнест Тосси, заместитель директора школы в Калифорнии. Он увидел результаты теста Фрэнка на определение IQ и понял, что мальчик имеет задатки гения. Они стали друзьями. Заппа даже приглашал педагога к себе домой – исключительный случай. Его учитель музыки Уильям Баллард также увидел необычные способности строптивого мальчика и дал ему возможность посещать курс гармонии. Позднее Заппа выражал благодарность обоим мужчинам в своих альбомах, потому что прекрасно понимал: без этих двух педагогов и других покровителей его талант бы пропал.

13 июня 1958 года для Заппы прозвенел последний звонок, но ему не хватало 20 баллов, чтобы получить аттестат зрелости. Он сказал: «Они не захотели мне дать еще один год, но и мне не хотелось оставаться здесь дольше». В конце года семья переехала еще раз, теперь в Онтарио в Калифорнии. Отношения между Фрэнком и отцом стали настолько невыносимыми, что сын уехал из дома.

Фрэнк хотел заработать денег, сочиняя музыку к фильмам, но что-то не сложилось. Тогда он начал делать то, что делают многие ботаники: он стал безобразно питаться. Заппа ел исключительно перец чили из консервных банок и хот-доги, которые жарил над пламенем у газовой плиты. У него были постоянные проблемы с кишечником.

В начале 1960-х годов ему диагностировали опухоль двенадцатиперстной кишки. Его осенило: он написал музыкальную пьесу под названием «Дуоденум» [9] .

Весной 1960 года Заппа поступил в музыкальный колледж в Альта Лома. Он впечатлил учителей, которые считали его «чрезвычайно умным», и не в последнюю очередь потому, что юноша уже владел материалом отдельных лекций, порой достаточно сложным. Однако Заппа отучился в колледже лишь один семестр. Он получил то, чего хотел: понял основы музыки, а еще познакомился с девушкой по имени Катрин, на которой позднее женился.