При виде столь значительной суммы с груди Тамары словно скатилась громадная тяжесть.

— Вот оно, истинное рыцарство! — вскрикнул он в восторге, подымаясь с места.

Сияющий от блаженства Фридрикевич заключил его в свои могучие объятия, и приятели заключили братским поцелуем свой торг.

Наконец из монастырских дверей показалась Галина, в сопровождении матери казначейши, матери игуменьи и других важных лиц монастыря.

Фридрикевич радостно распрощался со всем синклитом монастыря и, взяв Галину за руку, повел ее к воротам.

У ворот их уже поджидали обшитые сани, запряженные четверкой горячих вороных лошадей. Небольшой отряд из нескольких всадников окружал сани.

С самой нежной предупредительностью усадил Фридрикевич свою жертву, окутал ее ножки медвежьей шкурой и, заняв место рядом с нею, крикнул кучеру: «Гайда!»

Раздался звучный лязг бича, лошади рванули, и сани понеслись стрелой по пушистому снежному ковру.

Кругом свирепела метель, но дорога от монастыря к Пологам лежала через густой лес, и ветер не давал себя так чувствовать, как в открытом поле.

Неожиданное счастье, близость, предполагаемого свидания с Мазепой привели Галину в какое-то восторженное состояние.

Все восхищало ее: и свежий морозный воздух, и быстрота бега коней. Прелестное личико девушки с блиставшими, как звезды, глазами казалось еще прелестнее.

Она беспрерывно забрасывала Фридрикевича вопросами о Мазепе, о том, как им удалось отыскать ее убежище, и громадный, грубый, как бык, шляхтич просто таял от блаженства вблизи этого нежного и чистого существа.

После получаса такой езды вдали перед путниками показалась почти засыпанная снегом деревушка, на конце которой виднелась и ветхая, покосившаяся и почерневшая от времени церковь. Кучер лязгнул длинным бичом, и сани лихо подкатили к окружавшей церковь ограде. Фридрикевич быстро выскочил из саней и, подхвативши Галину на руки, понес ее, как перышко, к раскрытым дверям церкви. Сопровождавшие их всадники также спешились и последовали за своим паном.

В церкви все было уже готово к венчанью. Войдя в притвор, Фридрикевич опустил Галину на пол. Галина окинула взором всю церковь и, не заметив в ней Мазепы, обратилась тихо к Фридрикевичу, слегка зардевшись от смущенья:

— А где же, пане, Мазепа? Я его не вижу…

— Не знаю, моя ясная панно, должно быть, прибудет сейчас, — ответил Фридрикевич, подкручивая ус и пожирая девушку глазами.

В это время у ограды раздался громкий топот. Галина вздрогнула и с ожиданием устремила свой взгляд на двери, но, к страшному ее разочарованию, в церковь вошел совершенно незнакомый ей шляхтич, весь запушенный снегом.

Подойдя к Фридрикевичу, он отвесил ему низкий поклон и сообщил, что генеральный писарь Иван Мазепа, не имея никакой возможности отлучиться в это время из Острога, просит пана Фридрикевича сделать ему еще одну ласку, а именно: постоять за него во время венца и, как только окончится обряд, спешить, сколько есть возможности, в Острог, где он, Мазепа, поджидает их со всем свадебным поездом.

При этом сообщении какое-то смутное недоверие шевельнулось в душе Галины.

— Как? — произнесла она, устремляя вопросительный взгляд на Фридрикевича. — Разве так можно?

— Всеконечно, моя ясная панна! — отвечал тот напыщенно. — Не только простые смертные, но и короли венчаются таким образом, если дела мешают им явиться в церковь.

— Но почему же Мазепа не захотел приехать? Ведь это недолго, один только час.

— О ясная панна! Очевидно, дела самой первой важности задержали моего друга, ибо, сколько я знаю, для панны он готов очертя голову лететь на край света, а может, паны комиссары просто и не пустили его из Острога, не поверили.

— Так поедем мы к нему в Острог, — заметила робко Галина.

— В Остроге, моя крулева, есть только костелы, а православным в костелах венчаться нельзя.

Но так как Галина все еще стояла неподвижно, робкая и смущенная, Фридрикевич поспешил прибавить тоном самой благородной обиды:

— Впрочем, если ясная панна еще сомневается в чем- нибудь, то мы можем и сейчас же вернуться назад в монастырь. Как добрый христианин, я не имею права везти не повенчанную панну к холостому рыцарю, тем более, что и друг мой должен будет вскорости покинуть Острог, и поэтому панне придется обождать в монастыре. Ну, что ж, и то дело. Только жаль мне будет моего беднягу, которому из-за пустяков придется отложить свидание с нею на полгода, а может, и на год.

— Нет, нет! Ни за что! — вскрикнула поспешно Галина, услышав о возможности новой разлуки с Мазепой.

— В таком случае, ручку, ясная панна, — Фридрикевич расшаркнулся и изобразил на своем лице самую сладкую улыбку, — и клянусь, еще солнце не скроется за горою, как пан Мазепа будет уже держать свою коханую малжонку в горячих объятьях.

Галина доверчиво вложила свою маленькую ручку в громадную лапу Фридрикевича и подошла к алтарю.

Из алтаря вышел старичок священник в сопровождении двух стороживших его шляхтичей. Он ничего не слыхал из разговора, происходившего в притворе, но вся эта странная обстановка брака внушала ему сильное опасение. При виде же робкого, детского личика Галины, он инстинктивно почувствовал, что здесь разыгрывается какое-то нечистое дело. Он хотел было заговорить с Галиной, спросить, что заставило ее решиться на такой тайный брак. Но леденящий страшный взгляд Фридрикевича приковал его язык к гортани.