Чем дальше подвигались поиски, тем мрачнее становилось лицо Мазепы: он ничего не говорил, только по плотно сжатым губам его, по бескровно–бледному лицу видно было, какое страшное волнение потрясает его.

В каждом доме их ожидала та же неудача. Эти неудачи озадачивали и незнакомца.

— Да не провалился ли жид, в самом деле, в пекло? — ворчал он себе под нос, переходя из одной хаты в другую.

Обойдя таким образом весь город и не найдя никаких указаний, ведущих к отысканию жида, незнакомец и Мазепа решили возвратиться на базар. Но вернулись они уже не одни: по дороге к ним приставали всевозможные жидовские фигуры: маленькие и высокие, тощие и жирные, — всякий встречный еврей, заметивши это странное шествие, обращался с вопросом к своим товарищам и, получивши ответ, также присоединялся к толпе. Лавина эта все росла и росла, и когда Мазепа с незнакомцем остановились на базаре, их окружила уже целая джерготящая толпа.

— Кого вельможный пан ищет? Может, я могу сказать вельможному пану? — произнес в это время какой-то старый еврей, протискиваясь сквозь толпу.

— Да вашего же брата, купца одного, — ответил с досадою незнакомец, — и слышите вы, жидова: кто мне укажет его, тому я дам десять дукатов.

— Десять дукатов? Псс! — вскрикнул седой еврей и даже приподнял в немом изумлении брови.

— Цен дукат! Гере ду? Ой, вей! — пробежало по всей толпе. Головы закивали и стеснились еще больше.

— Ну, какой же он из себя? — продолжал расспрашивать седой еврей.

— Уже сотый раз говорю вам — высокий, рыжий, пегий, черные брови срослись над переносицей и четыре пальца на правой руке.

— Четыре пальца? Гере ду? — стоявший впереди еврей повернулся к толпе, и среди израиля закипел быстрый разговор. Гортанные голоса перебивали друг друга; из этого общего гама вырывались только общие возгласы: «Ицько, Борух? Шлема? Мардохей? Нейн, нейн!»

Наконец стоявший впереди еврей повернулся к незнакомцу и произнес с глубоким вздохом:

— Нет, ясновельможный пане, не было у нас никогда такого.

— Да как не было! Что ты дуришь меня, что ли? — крикнул запальчиво незнакомец и затем прибавил спокойнее: — Да ты, может, боишься? Не бойся, ничего ему худого не будет, а если бы вы отыскали его, так вот этот пан, — он указал на Мазепу, — озолотил бы его совсем.

— Ой, вей! Чего мне бояться? Да разве такой вельможный пан может даже подумать что-нибудь худое?

— Ну, так говори же смело!

— Ох, ясновельможный пане! Разве я ворог своим детям? Разве бы я не хотел заработать десять дукатов? — Еврей глубоко вздохнул и развел руками. — Но когда нету у нас такого и не было никогда!

— Да как же не было, когда я сам здесь же, на базаре, купил у него вот это кольцо?!

— Кольцо? Какое кольцо? — протянул еврей, а за ним и его товарищи.

— Вот это! — произнес Мазепа, снимая кольцо с руки и передавая его еврею.

Еврей положил кольцо на ладонь; окружившие его товарищи столпились вокруг, с любопытством засматривая через его спину на дорогое кольцо.

Седой еврей повертел его несколько раз внимательно перед глазами, посмотрел на солнце и осторожно передал его Мазепе.

— Пс–пс! Дорогое кольцо! Такого кольца здесь не было ни у кого. А не помнит пан, когда он купил его, в какое время?

— Да уже больше, как год, — отвечал незнакомец, — когда же это? Да постой, сейчас вспомню… да… да… как раз на Петра и Павла.

— На Петра и Павла? На Петра у нас ярмарок. Так, значит, вельможный пан купил его на ярмарку?

— Да, кажется, что так, народу было много.

— Ой, вей! Тогда пану трудно будет отыскать того купца… На ярмарок приезжает много.

— Разве ты думаешь…

— Так, так, это кто-нибудь из приезжих.

С замиранием сердца слушал Мазепа этот разговор. Неужели надежда должна была обмануть его и в этот раз? Можно было сойти с ума от такого обмана! В том, что он найдет здесь еврея, продавшего кольцо, он был уверен, как в Божьем дне. Ему даже и в голову не могло прийти, что этот продавец мог быть не из Богуслава. И вот судьба решила над ним посмеяться еще раз!

— Но ведь ты же знаешь, откуда приезжают они? — вскрикнул Мазепа. — Вспомни, узнай, разыщи; сколько бы ни стоило — ничего не пожалею!

— Ох, ясновельможный пане! — Еврей прижался губами к поле его кафтана. — Многих знаю, а всех нет! Ну, пусть ясновельможный пан покажет мне место, где стоял тот купец, тогда, быть может, и вспомню.

— Да вот тут… недалеко, — незнакомец зашагал вперед, за ним последовали Мазепа и седой еврей.

— Ну, вот, примерно тут, — произнес незнакомец, останавливаясь подле какого-то балагана.

Еврей задумался; с минуту он стоял так в нерешительности, приложивши палец ко лбу, но вдруг лицо его озарилось.