Полукровка и Руни были похожи: увлеченные работой, они поддерживали беседу, но забывали о том, что нужно что-то скрывать. Хрофт надеялся получить еще немного правды. Если не о Рунгерд, то о тех, кто ею руководит. Теперь, благодаря неожиданной откровенности Руни, он знал, чем девушка платит альвам — заклятьями той, дух которой явился ему в Храме. И Хрофт не был уверен, что в большей степени заставляет волшебницу видеть в Рунгерд зло — призрачная угроза Хедину и Упорядоченному или то, что волшебница сама невольно дала в руки Девчонке оружие, которое та решила направить на Новых Богов. И, признаться, Хрофт был поражен, как при всей своей бесшабашной дерзости Девчонка так умело распорядилась наследством деда.

При первой встрече он посчитал маленькую воительницу деревенской простушкой, ведомой одной лишь чужой волей и собственной глупостью. Но теперь, чем больше видел и узнавал, чем больше времени проводил в лесном лагере, тем больше Отец Дружин понимал, что жестоко ошибся в девушке. Она была подобна собственному изобретению — той смеси, пара капель которой по силе взрыва равнялась магическому удару чародея средней руки. Невзрачная бутылочка с желтоватой жидкостью не так красива и изящна, как прихотливые переплетения рун, но столь же смертоносна. Оставался вопрос, чья рука бросит сосуд с адской смесью и кого выберет мишенью. Хрофт не сомневался, что Велунд и его братья знают больше своей предводительницы.

Вел был занят смесью. Перед ним на простом деревянном столе лежали результаты его труда — несколько арбалетных болтов. В основании наконечника в дереве полукровка выдолбил небольшую ложбинку, уходящую внутрь, под наконечник, в которую и поместил совсем крошечную, какие умели делать лишь альвы, продолговатую капсулу с жидкостью Руни. Капсула крепилась воском. Самая маленькая в поперечнике едва ли больше ржаного зерна, самая большая напоминала размером крупную гусеницу, потому что часть ее выступала над поверхностью дерева, и казалось, что по болту медленно ползет янтарный слизень.

— Надо попробовать все варианты, — не дожидаясь вопроса вошедшего, отозвался Велунд. — Я почти закончил с образцами. Осталось испытать. Но боюсь, вот это… — он указал на последний болт с замершей на нем личинкой смерти, — сработает раньше, чем нужно. Уж больно прихотлив материал.

Велунд осторожно собрал со стола свои творения и вышел наружу. Хрофт последовал за ним, выбирая момент для начала разговора.

Полукровка зашагал к берегу реки. В отличие от своего старшего брата Рихвина, любившего лес и выбиравшего для тренировки воинов поляны в самой глуши, Вел всегда стремился к воде. Об этом и спросил Хрофт, желая нарушить воцарившееся молчание.

— Действительно, забавно, — бесцветным голосом сосредоточенного на чем-то важном мастера ответил Велунд. — Это я должен любить лес. Моя мать была эльфийкой. А мать Рихвина и Дирка — чистокровной и родовитой альвской красавицей. Несмотря на все умения и магию родни, она погибла, давая жизнь Рихвину. Своей родительницы я не помню, но, видимо, она не слишком желала взяться за мое воспитание, раз отослала отцу сразу после рождения. Отец часто говорил: любовь одной женщины как лес, она шумит и полна опасностей, но пребывает вовеки, любовь другой — как широкая река, захлестывает тебя с головой, но не проси ее остановить свой бег. Может, поэтому меня все время тянет к воде. Она пахнет чистотой, она всегда в движении.

Сердце поэта и руки умелого мастера: Хрофт с досадой подумал, что Рунгерд не могла не влюбиться в красавца альва. Возможно, поэтому они почти всегда вместе.

Прервав его размышления, Велунд, все это время круживший возле установленных на опоре арбалетов, попросил Отца Дружин отойти подальше и отошел сам, держа в руках концы веревок, привязанных к спусковым механизмам арбалетов.

Первый болт ушел в сторону небольшого сосняка, что спускался клином к самой воде, молча вонзился в дерево. Велунд досадливо поморщился и дернул за вторую веревочку. Второй болт врезался в сосну чуть ниже, чем рассчитывал Вел, но на этот раз от удара о крепкую сосновую кору «материал» наконец изволил показать свою силу. Раздался хлопок, брызнули в стороны клочья коры и древесины, а на красноватом стволе осталась круглая белая рана с обугленными краями.

— Я знаю, почему ты и твои братья здесь. Вы, альвы, отчего-то всегда, с самого сотворения, были падки на чужую магию… — равнодушно заметил Хрофт, пристально наблюдая за Велундом. Тот постарался ничем не выдать своего удивления, лишь зеленые глаза сверкнули огнем ярости, и чуть дрогнули уголки тонких, красиво очерченных губ. — Видимо, заклятья, которыми платит вам за службу Рунгерд, действительно сильны, раз вы так беспрекословно подчиняетесь смертной.

Хрофт надеялся, что полукровка допустит ошибку, вспылит, скажет лишнего. Но Вел держал себя в руках и продолжал методично выпускать из арбалетов болт за болтом. Четвертый угодил в молоденькую сосенку, и взрывом ее переломило пополам, но альв даже не вздрогнул.

— Ты мудр, Отец Дружин, раз сумел узнать о заклятьях. Мудр, но видишь не все. Поверь, если бы дело было лишь в какой-то ворованной магии, наши пути с Руни разошлись бы уже давно.

— Так в чем же дело? — спросил Хрофт, не слишком надеясь на то, что Велунд ответит, но полукровка продолжил:

— Ты силен и умен, Владыка Асгарда, и ты бог, и потому будет глупо с моей стороны скрывать от тебя то, что было. Поэтому я расскажу, а ты сам решишь, верить мне или нет. Десять лет назад на пароме, что шел на Хединсей, я увидел девочку. Она срезала кошелек у какого-то глупца. Ей было дурно, она боялась наказания, но все же сделала то, что хотела. И я увидел в ней отблеск величия. Величия истинного, что дается лишь одному на многие сотни лет. Я хотел забрать ее еще тогда, но Дирк помешал мне. И долгое время я думал, что упустил свой единственный шанс оказаться рядом со звездой, которой суждено воссиять ярче многих. Но Судьба была благосклонна ко мне. Девочка пришла сама. Повзрослевшая, настороженная и недоверчивая. Она просто пришла в Альвланд и у первого же альва, что ради забавы решил заговорить с ней, спросила: «Я ищу молодого господина с зелеными глазами, что обещал мне помощь». Маленькую гордячку привели ко мне. Она объявила, что желает учиться и готова платить. Я хотел предложить ей забыть об оплате, но достаточно было посмотреть на то, как гордо она держалась и открыто говорила о своей цели, что становилось понятно — бескорыстие ее только оскорбит. Она и сейчас не переменилась.