Рунгерд еще жила.

Хрофт поставил Свечу в углубление в земляном полу и прижал к себе девушку. Она жила еще три четверти часа. И когда не стало сил держаться, кричала так, что Хрофту хотелось выть. Или сорвать кожу с предателя Рихвина. Или забрать оставленного на попечение Балина Слейпнира, отправиться на Брандей и проверить, любит ли Золотой меч кровь чародеев.

А потом он просто закрыл глаза и сидел, прижимая девушку к своей груди и чувствуя, как холодеет худенькое, словно потерявшее вес тело. И, не проронив ни одной слезы, оплакивал ее. Их обеих.

Рядом, захлебываясь расплавленным воском, догорала Свеча.

Кто-то едва ощутимым касанием тронул его за плечо. Отец Дружин вскочил, обнажая Золотой клинок, он был готов сражаться с любым. Но тотчас устало опустил меч.

Бритоголовый хозяин оставшегося в Хьёрварде стального клопа отскочил в сторону, выставив вперед руку с ножом, но тотчас успокоился. Пара гномов за его спиной крепко вцепились в рукояти секир. Кто-то еще заглянул в двери и тотчас исчез. Послышалось «жив!», несколько радостных возгласов. Но потом вестник проговорил еще что-то не так громко, и все мгновенно стихло.

Старый Хрофт обвел невидящим взором вошедших.

— Сколько живых? — спросил он, поморщившись, услышав разбойничий хрип в собственном голосе. Прочистил горло.

— Пятьдесят три, — отозвался хозяин клопа. — Шестнадцать гномов. Остальные — люди.

— Портал?

— Сам не знаю, — начал парень, но его перебил звук мелодичного женского голоса, что раздался из-за спины Отца Дружин.

— Я закрыла портал, — ответила волшебница.

— Ты все это время была здесь? — едва сдерживая ярость, пророкотал Хрофт. Ему была невыносима даже мысль, что Безымянная находилась рядом, когда умирала Руни, что приложившая столько усилий, чтобы остановить Девчонку, видела ее страдания. И его бессилие.

— Нет, — торопливо заверила волшебница. — Я здесь совсем недавно. И, признаюсь, боялась тебя, поэтому и послала вперед твоих людей. К тому же кто-то должен был закрыть портал и спрятать наш след, иначе Повелитель Тьмы уже был бы здесь и не позволил тебе… попрощаться с ней.

— Готовьте костер, — проговорил Хрофт, стараясь не смотреть туда, где лежало на гнилом сене то, что осталось от внучки лекаря Ансельма.

Люди и гномы вышли, не решаясь даже перешептываться. И Старый Хрофт обратил полный ненависти взгляд на волшебницу.

— Зачем ты здесь? Зачем пытаешься помочь сейчас, когда мне не нужно твоей помощи? Или ты явилась порадоваться тому, что она мертва? — На последнем слове голос Хрофта дрогнул. Отец Дружин отвел взгляд, склонился, подцепил пальцем остывшую восковую массу. Остатки Свечи.

— Почему ты все еще жив? — спросила волшебница, не пожелав ответить на его вопросы. — Она все-таки ошиблась? Выбрала не ту свечку?

Сотканная из тумана приблизилась, попыталась коснуться призрачной рукой свечного огарка.

— Это та, — с горькой усмешкой ответил Хрофт.

— Тогда почему ты позволил ей догореть? Ты хотел умереть, Один, Владыка Асов?

Хрофт подбросил кусочек воска, смял его в пальцах, осыпая на землю восковые крошки.

— Я, признаюсь тебе, и сам не знал, что будет, если она догорит, — проговорил он тихо.

— Тогда почему ты не умер? — воскликнула его призрачная собеседница.

— Может, потому, что это свеча Жизни, а не Смерти. А может, потому что я уже умер здесь, в этом дрянном сарае, и стал кем-то вроде тебя, Сигрлинн.

Она отпрянула, заслонив лицо рукавом. И Отец Дружин понял, что наконец назвал гостью по имени. И только сейчас осознал, что с самой первой встречи с ней догадался, кто она, но что-то словно не позволяло вспомнить, выговорить, соединить воедино все черточки и приметы.

— Сигрлинн? — переспросила сотканная из тумана. — Так ее звали?

Хрофт ошеломленно смотрел на волшебницу. И не мог понять, как он только что мог допустить мысль, что она — дух Сигрлинн. Стройный стан расплылся, струящиеся по плечам бледные локоны превратились в клочковатые обрывки грозовых туч.

Дверь отворилась, и в проеме показались изумленные лица бритого паренька и одного из гномов. Но Отец Дружин не обратил на них внимания. Он смотрел на то, как менялись очертания той, что принесла ему столько бед.

— Она была волшебницей, — задумчиво, как будто не замечая перемен в своем облике, проговорила Безымянная. — Я помню ее. Помню, как она умирала. Скажи ему, что она любила его. И даже в огне думала лишь о нем, о том, как защитить его. Как давно она умерла?

— Прошло больше десяти лет, — ответил Хрофт, отступая к двери. «Свят, спаси», — пробормотал за его плечом парнишка.