Ночь и луна не давали покоя не только Насте. Когда Альфия уже доставала из шкафа дежурный комплект постельного белья, чтобы несколько часов подремать до утра, в окно ее кабинета раздался стук.

— Кто там? — Она удивилась, но почему-то не испугалась.

— Алечка, погода прекрасная! Не выйдешь погулять?

На Альфию вдруг напал официальный тон:

— Владимир Михайлович, это вы?

— Я, Алечка. Конечно, это я. И только не говори, что ты ждала кого-нибудь другого.

— Да я вообще никого не ждала! — Альфия подумала, что почему-то ей было бы интереснее увидеть в окне Сурина.

— Тогда выходи!

Она пожала плечами.

— Ну хорошо.

Она подкрасила губы перед зеркалом, сняла халат, оставшись в тонком блестящем зеленом платье, и, выходя, еще раз окинула себя взглядом в зеркале. Осталась довольна.

— Куда мы пойдем?

Он подмигнул и поманил ее на узкую тропинку, шедшую в обход их корпуса.

— Я покажу тебе свою дачу.

Альфия в темноте только хмыкнула.

— Ты раньше не приглашал.

— А ты бы не пошла.

Альфия промолчала. Они шли в темноте довольно долго. Миновали старую свалку, поросшую бурьяном, какие-то канавы, подошли к невысокому больничному ограждению, пролезли сквозь выломанные доски в заборе, прикрытые ветками, и вышли на проселочную дорогу.

— Куда ты меня завел? — Альфия слегка промочила туфли — трава была влажной от полночной росы. — Могли бы погулять в сосновом бору.

— Сейчас придем. — Голос Владимира утратил привычно шутливый тон и прозвучал глухо. Альфия заметила, что доктор и одет был по-другому, не так, как с утра.

— Ты что, уже был здесь и вернулся?

— Угу.

— Зачем?

Он помолчал немного, как бы раздумывая, сказать или не сказать.

— Здесь было так хорошо, что я не мог быть здесь один. Сходил за тобой.

— Откуда же ты знал, что я не уехала?

— Я, Алечка, все про тебя знаю. А если не знаю, то чувствую.

— Как романтично.

Она хотела съязвить, но тут они подошли к аккуратному забору. Бурыкин отпер калитку, пропустил ее вперед. Альфия ахнула:

— Красиво, оказывается, ты живешь, Володечка!

Левашова с удивлением оглядывалась по сторонам. Перед ней раскинулся прекрасный сад. Влажные после полива плиты мощеной дорожки, извиваясь, убегали в глубину участка и терялись среди благоухающих, впитывающих воду растений. Невысокие фонари выигрышно подсвечивали особенно живописные группы цветов. Сравнительно небольшой, но выверенных пропорций двухэтажный дом с эркером и мезонином светлел между двух молодых, невысоких еще каштанов.

— У тебя что, садовник работает? — Альфия наклонилась понюхать только распустившуюся желто-кремовую розу. — Какая жалость. Не пахнет…

— Так не для кого пахнуть! — Владимир аккуратно сломал цветок и протянул Альфие.

Та взяла цветок, пошла по дорожке к дому, стараясь не задевать низко наклоненные ветви.

Перед входом в дом оказалась полукруглая вымощенная площадка. На круглом столе лежала перевернутая вверх обложкой толстая книга. Два стула около стола были покрыты крупными каплями, как шкура какого-то экзотического водоплавающего.

Альфия прочитала название:

— «Тысяча растений в вашем саду»… С кем же это ты читаешь здесь садоводческую литературу?

Владимир перевернул оба стула так, чтобы с них стекла вода.

— С тобой Алечка. Только с тобой.

— Как это? — удивилась Альфия. — Я ведь здесь в первый раз?

— Очень просто, Алечка. Все очень просто.

Володя зашел в дом и тут же вышел с бутылкой вина и парой бокалов. У Альфии возникло странное впечатление, что она смотрит какой-то спектакль со своим участием.

— Я, Алечка, каждый вечер ставлю на этот стол лампу. — Бурыкин принес лампу и подключил ее в переносную сеть. — Ставлю, вот как сейчас, два бокала, наливаю вино и разговариваю с тобой, так, как мы с тобой разговариваем в ординаторской. Сам тебе задаю вопросы. Придумываю за тебя ответы. И ты знаешь, за неимением лучшего хорошо получается!

Альфия почувствовала себя смущенной и растроганной. Вдруг откуда-то сверху отчетливо прозвучало:

— Здрасте, Владимир Михайлович!

Наглого вида девчонка лет восемнадцати в халате на узких бретельках возникла в проеме распахнутой двери мезонина. Наметанным взглядом Альфия сразу заметила, что под халатиком были торчащие, ничем не прикрытые груди, мягкий округлый живот и справные коленки.

— Ну-ка, к-кыш отсюда! — не поворачиваясь, отозвался Бурыкин. Но потом все-таки не выдержал и повернулся. — Ты почему не дома? Я что тебе велел? Выполнила работу — иди домой!