Шрифт:
– Так тот урод в загородном клубе – твоих рук дело? – снова ужаснулся Антон.
– Моих. Он душил мою сестру, и я тоже задушила его… И потом, они ее все насиловали… Ну, как это тебе сказать? Извращенным способом. Поэтому я отрезала им… кое-что и запихивала в рот.
– А с кем ты еще поступила так же?
– Да был один подонок… Его, наверное, пока не нашли. Я заманила его в такое глухое место… Так получилось, он далеко и глубоко… Но подробности не выпытывай, все равно не скажу.
– Наташ, а теперь, когда эти уроды сдохли, что ты будешь делать?
– Подожди, как это «сдохли»? Сдохли, да не все. Остался еще один… И знаешь, я думаю, он у них – самый главный! И это даже хорошо, что он из этой поганой троицы остался последним: пусть еще его страхи помучают перед смертью, а я растяну для себя это удовольствие… Так приятно осознавать, что твой враг страдает!..
– И кто же это?
– А тот гад, который в имущественном комитете работает. Ты не представляешь, Тошка, какие он деньги просит только за то, что дает разрешение занять помещеньице поудобнее! С меня, например, сто тысяч запросил, и это еще как «со своей»! А сколько таких предпринимателей у него за день?! А за месяц?!. Вот откуда у него и дача шикарная с бассейном, и еще одна квартира, которую он собирается покупать за пять «лимонов»… А уж сколько девчонок он к себе в постель уложил – счету нет! Пользуется, гад, тем, что они ему отказать не могут.
– Вот сволочь!.. Подожди, а как девчонки-то соглашаются на такое?
– Соглашаются… Помещение нужно, вот и…
Антон доел пирожок, Стелла протянула ему кухонное полотенце, захваченное из дома, и он тщательно вытер руки.
– Знаешь, что, Наташа? Я буду тебе помогать, вот!
– Спасибо, только ты и так помогал мне…
– Нет, теперь я буду делать это осознанно. Ты права: таких гадов надо убивать – мир без них будет чище. В общем, я решил… Говори: чем я могу тебе помочь?
Стелла посмотрела на Антона с грустной улыбкой.
– Хороший ты, Тошка, нет, правда, хороший… Я так рада, что познакомилась с тобой! Что бы я без тебя делала?!
– Значит, я тебе нравлюсь? – обрадованно спросил парень, почесав свой веснушчатый нос, который обгорел на солнце и облупился.
– Нравишься.
– А ты вышла бы за меня замуж?
Стелла посмотрела на него удивленно. Замуж ее звали впервые, и это было, конечно, очень приятно, но… В глубине души она понимала, что когда парень нравится – это одно, а любовь – это все-таки другое. Антон ей всего лишь нравился, назвать чувство к нему любовью она не смогла бы. Он хороший, наивный, добрый… Но спала она с ним только потому, что так хотел он, а ей это было просто выгодно: у Антона была машина.
– Так вышла бы?
И зачем, интересно, он настаивает? Сказать ему, что нет, не вышла бы, значит обидеть. Врать тоже не хочется: парень он хороший и помогает ей, зачем огорчать человека? И как некоторые не понимают, что своими прямыми вопросами ставят других в тупик?!
– Знаешь, Антон… Мне сейчас как-то не до того… Нет, конечно, тебе спасибо, но…
– Понятно! – усмехнулся таксист, опустив голову.
– Ну что тебе понятно? Я же не сказала «нет». Просто мне сейчас надо разобраться с последним душегубом, а там видно будет. Давай перенесем этот разговор на потом.
– Давай перенесем.
Они посидели некоторое время молча. Стелла посмотрела на небо: по нему плыли легкие пушистые облачка, и солнышко было такое ласковое и совсем не жаркое. Лето постепенно клонилось к закату, вон и лесок, что рядом с кладбищем, чуть тронут желтыми и красными оттенками. Они с Беллой часто ходили в него, пока у них еще не было кафе. Это потом им было до жути некогда… В лесу они, помнится, собирали грибы, которых год от года почему-то становилось все меньше, а Белла собирала еще и красивые листья и потом засушивала их в своих книжках. Она, Стелла, еще смеялась тогда над ней: зачем тебе какие-то листья? Разве можно их пожарить или испечь с ними пирожки? А сестра все равно собирала их и сушила, а зимой доставала и раскладывала на столе, потом подзывала Стеллу и говорила: «Смотри, сестрица, как здорово! Правда, листики очень красивые? Вот этот желтенький – как цыпленочек…» А Стелла смеялась над ней: «Нашла чем любоваться! И что тебе от этих сухих листьев? Может, в суп их положишь?!»
Какая она все-таки была дура! Вот Белла умела во всем видеть прекрасное, в этом она была похожа на их отца. А они с матерью всегда славились своей практичностью. Если чего-то нельзя было использовать в хозяйстве, так, стало быть, эта вещь – бесполезная, считали они, и тратить на нее время не стоило. Мать даже гордилась своей рациональностью и называла это «смотреть на вещи трезво».
Стелла вздохнула. Вернуть бы сейчас то время, когда Белка была жива! Уж теперь она точно не стала бы смеяться над сестрой! Она даже помогла бы ей собирать ее гербарий…
Стелла встала с лавочки. Зашла за оградку, сорвала сухую траву, сложила ее аккуратно на тропинке в одну кучу. Поправила искусственные цветы и венки на обеих могилах, убрала один маленький венок с потускневшими цветочками. Потом взяла два оставшихся пирожка и положила по одному на могилу отца и Беллы.
– Пошли, Антон.
Она подошла к машине, достала из сумки пакет с уложенными в нем париками, отошла от машины на несколько шагов и, размахнувшись, бросила пакет в поле. Все, нет больше длинноволосой рыжей, которую видел Витюша Геркало, и той брюнетки, что грохнула Хоботова. Дома она купит себе другой парик.