Городецкий достал из кармана ларингоскоп, который постоянно носил при себе, и, несмотря на свое болезненное состояние, в считаные секунды вставил в гортань пациенту трубку, подсоединил к ней ручной аппарат искусственной вентиляции легких – дыхательный мешок – и начал ритмично сжимать его руками.

– Адреналин в подключичку! – крикнул Данилов.

– Уже набираю! – откликнулась Рита. – Два куба?

– Да – два!

Рита сделала адреналин и приняла из рук Городецкого дыхательный мешок. Городецкий отправился восстанавливать ритм у бабушки-пессимистки. Попутно оценил состояние турка и сообщил:

– Восстановленный в порядке.

– «Теперь бы еще этого не упустить!» – подумал Данилов.

Через три минуты Маргарита ввела в катетер еще три миллилитра, или три куба, адреналина. Пока она готовила инъекцию, вахту у мешка принял Городецкий, успевший к тому времени поставить бабушке-пессимистке капельницу.

Если он уйдет – толчок, это навсегда – толчок, так что просто – толчок, не дай ему уйти – толчок.

Не дай ему уйти...

Не дай ему уйти...

Не дай, не дай, не дай...

Так и не дали. На пятнадцатой минуте реанимации (Данилов был уверен, что уже утро, часов восемь, не меньше) ровная линия на экране монитора стала «зубастой». Сердце начало сокращаться.

– Тормозите, доктор, – тихо сказала Маргарита, потому что говорить громко уже не было сил, – процесс пошел.

– Это у тебя первый? – спросил Городецкий, облокачиваясь на спинку кровати. – Я имею в виду – самостоятельно вытянутый за ногу с того света?

– Не совсем самостоятельно, – ответил Данилов, – а с вашей помощью.

– Не скромничай, – улыбнулся Городецкий и тут же скривился. – Что за дела? Думал, все уже, а оказалось – нет. Когда же это кончится?

– Как только дежурство сдадите, так и поправитесь, – пошутила Маргарита. – Закон подлости действует всегда.

Затишье длилось недолго – две свободные койки не давали покоя высшим силам. Уже несколько часов как наступила суббота, четырнадцатое число, но законы пятницы, тринадцатого, продолжали действовать. Или во всем было виновато пресловутое полнолуние? А может, интерн Данилов так сильно желал подежурить «по-настоящему», что провидение смилостивилось и предоставило ему этот шанс.

С кардиограммой и историей болезни прибежала дежурный врач из неврологии – шестидесятипятилетняя пациентка, лежавшая с полиневропатией, выдала мерцательную аритмию.

– Непонятно с чего, – несколько раз повторила невропатолог. – Вдруг – и на тебе!

Невропатолог Данилову понравилась. Милое личико, ямочки на щеках, глаза добрые. Посмотришь на такого доктора, и от одного взгляда полегчает.

– Что там такого удивительного? – хмыкнул Городецкий. – Продристалась, потеряла микроэлементы, расстроилась, давление скакнуло – вот и результат. Закономерный и печальный. Что – будете из корпуса в корпус среди ночи везти или положите в свою реанимацию, а я подойду и проконсультирую?

– В нашей реанимации я уже была, – потупилась невропатолог, словно стесняясь того, что ей предстоит сказать, – но там сказали, что с нарушением – только в блок!

– Везите, если охота, – разрешил Городецкий.

В дверях невропатолог столкнулась с бригадой «скорой», привезшей мужчину с нестабильной стенокардией. Человек обратился в круглосуточную стоматологию, где так перенервничал, что начались сильные боли за грудиной.

– Дописывай свою реанимацию и жди тетку из неврологии, – распорядился Городецкий, – а этим я сам займусь. Уж не знаю, что бы я без тебя делал. Не иначе как Бог тебя мне сегодня послал.

– А кто послал биточки? – пошутил Данилов.

– Нечистая сила, кому же еще положено делать людям пакости! – ответил Городецкий. – Рита, будь добра, позвони в отдел госпитализации и «закрой» нас. Скажи, что уже восемь человек.

– Маразм, – подумал вслух Данилов. – Блок на шесть коек, а закрывают его при тридцатипроцентной перегрузке. Не проще ли сразу считать, что коек восемь?

– Проще, но невыгодно, – отозвался Городецкий, уже склонившийся над новым пациентом. – Так мне платят ставку, а за восемь коек положено платить уже ставку с четвертью. Ты представляешь, какая экономия выходит в масштабах всей страны от такой арифметики, а? Шесть пишем, два в уме.

Несмотря на звонок, еще одного больного со свежим крупноочаговым инфарктом миокарда все же пришлось принять, потому что место на него дали еще до «закрытия». Пришлось Городецкому будить среди ночи одного из «старожилов», которого поутру и так собирались переводить в отделение и устраивать перевод среди ночи. Дело простое, но склочное – пациент обвинил Городецкого в том, что он продал кому-то его законное место, и пообещал пожаловаться главному врачу.

– Зря только будили, – покачал головой Городецкий, когда Маргарита и дежурная медсестра отделения наконец-то увезли скандалиста. – Надо было так прямо спящего перекатить в палату, и все. Меньше визгу – больше толку...