Шрифт:
Глядел долго и пытливо.
Глядел так и этак. Что-то не то. Некая непохожесть…
Покусал задумчиво губу. Что же именно?.. Наконец понял.
Губы сжались в прямую линию. Глаза прищурились. Брови надменно поползли вверх.
Вот. Вот оно, выражение. Теперь он действительно брат-близнец графа Эдельмута.
Снова спрятав графскую голову в сумку, Бартоломеус позавтракал. Затем спустился во двор и оседлал Белого.
— Прощай, Ханс.
— Мы еще увидимся, господин Бартоломеус?
— Как тебе сказать? Не знаю…
Тронув коня, он выехал на улицу Безлуж. Ярко светило солнце, на булыжной мостовой таял снег.
Остров, на котором стоял замок Наводе, располагался не в самой середине озера — а ближе к одному из берегов. С этим-то берегом его и связывал мост. Мост был не постоянный, а перекидной. Утром его перекидывали на цепях от замка к берегу, а ночью снова поднимали — так что между замком и берегом появлялась широкая водная гладь.
Было не то что утро — уже давно перевалило за полдень, когда всадник на белом коне, оставляя грязные следы копыт на тающем снегу, подъехал к мосту.
Подъехал, постоял, спешился.
— Один Бог знает, какая участь нас с тобой здесь ожидает, Белый. Тебя, в худшем случае — жизнь человеком. А вот меня…
Вздохнув, взял коня под уздцы и зашагал по мосту.
Бумм! Бумм! Бумм! Бумм! — гулко прозвучали удары дверного молотка.
Тишина. В ожидании Бартоломеус оглянулся на заснеженный лес за спиной. Еще не наступила пятница, назначенная Шлавино — четырехдневный путь верхом он проделал за два дня. Можно было так и не спешить. Но он сгорал от волнения за Эвелину. Живали она еще?
Бумм! Бумм! Бумм! Бумм! — забарабанил вновь молоток.
Зарешеченное окошко в двери отворилось. Мигнули два глаза.
— Открывайте! Граф Эдельмут! — крикнул в окошко Бартоломеус.
Замки поспешно заскрежетали.
Отвернувшись, он провел руками по лицу. Губы сжались в прямую линию, глаза прищурились, брови надменно изогнулись вверх…
Глава 3
Про три черных шарика, помощь Пресвятой Девы и песочные часы
Знакомый замковый дворик, отделенный от хозяйственных построек каменной стеной. Увитые плющом стены, высокое крыльцо… При воспоминании о Вилли Швайне у Бартоломеуса защемило сердце.
Массивная дверь, обитая сплошь железом, отворена. Широкий, но темный и холодный коридор ведет во внутренние покои.
— Я восхищен вашей поспешностью, — говорил Шлавино. Он шел впереди и самолично нес факел. — Честно говоря, не ожидал ваше сиятельство так рано. Какая любовь к дочери, какая поистине…
— Что с ней?
— А вот и она сама!
В темноте полукруглой ниши скрипнула дверь. В просвете показалась маленькая фигурка в белом платье.
Сердце Бартоломеуса сжалось. Оттого ли, что самые мрачные предчувствия не оправдались, или оттого, что девочка, стоявшая в двери, была до боли хрупка и худа: еле верилось, что это…
— Эвелина! — Бартоломеус сделал несколько быстрых шагов к девочке и опустился на колени.
— Отец! — ахнула Эвелина. Большие темные глаза ее заполнились слезами. — Отец! Вы приехали… из-за меня?
— Конечно… — Бартоломеус осторожно обнял ее — как обнял бы отец. Ох, какая она была хрупкая и слабенькая! — Вам лучше, дитя мое?
— Да, лучше, намного лучше! — сияя, уверила девочка. Она крепко обняла его за шею. — Но вы… все же напрасно сделали, отец, что приехали! Он… граф Шлавино… он ужасный человек!
Зажмурившись, девочка еще крепче прильнула к «отцу» — как будто желая спрятать его от Шлавино.
— Ничего. Все обойдется, — улыбнулся Бартоломеус. Повернув к себе лицо Эвелины, он вытер с ее глаз слезы. — Только бы вы улыбались.
Девочка послушно улыбнулась.
— А где Бартоломеус? — спросила она.
— Он? — Бартоломеус усмехнулся, вспомнив про свою голову в седельной сумке. — Он не так далеко.
— Он… — девочка заморгала, вспоминая, — он обещал мне, что мы умрем вместе.
— Какие глупости, — сдвинул брови Бартоломеус. И поспешно поднявшись с колен, взглянул на Шлавино.
— Хе-хе… — Тот улыбался. — Не правда ли — чудо, что она выжила? У этой малышки железный характер. За весь путь в замок она ни разу не пискнула. И все это время отчаянно боролась со смертью. Поздравляю, ваша дочь — истинная дочь рыцаря. Признаюсь, я даже сожалею, что хотел ее когда-то… м-да. Кстати, я дал ей кое-какого снадобья, укрепляющего силы — вы ведь знаете, я врач — и, похоже, оно ей помогло. Итак, граф…