Шрифт:
Странно, однако: разве бывают мухи в такое холодное время года?
Вздохнув, Эвелина взглянула на четыре злосчастных бокала. Сложила ладони. Закрыла глаза… Губы еле слышно зашептали:
— Пресвятая Дева! Помоги мне и наставь на путь истинный..
З-з-з-з-з! — зудила муха на полу.
Молитва придала девочке новых сил. Во всяком случае, она легко подняла тяжелую бутыль. Багряно-красное вино заструилось в бокалы: первый… второй… третий… четвертый…
Ожидая своего часа, на столе возле вазочки с разноцветными сахарными шариками лежали три ядовитых.
Решительно протянув руку, Эвелина бросила —
Ппык! Шшш…
Ппык! Шшш…
Ппык! Шшш… — один за другим в вино.
З-з-з-з-з! — отчаянно дрыгала муха ногами на полу.
— Пресвятая Дева! — подняла Эвелина глаза к потолку. — Сделай так, чтобы граф Шлавино не выбрал этот вот бокальчик — что второй справа!
В наступившей тишине муха довольно потирала лапками.
Девочку подняли с полу: от волнения она была в полуобмороке. Чтобы уберечь детскую душу от предстоящего тяжелого зрелища, по настоянию графа Эдельмута ее вынесли из подземелья вон. (О, как он был прав!)
Затем оба графа уселись за стол.
— Итак, перед нами четыре бокала, в три из которых — мы не видели, в какие — невинный агнец божий бросил по шарику с ядом. Выпьем по бокалу — и да разрешит судьба наш маленький спор! Готовы ли вы, граф, начать поединок?
— К вашим услугам, милостивый государь, — поклонился Бартоломеус.
— Тогда начнем.
— Последний вопрос, граф. — Голос Бартоломеуса был хрипл от невольного волнения. — Почему вы согласны так рисковать?
— Хочу справедливости! — развел руками Шлавино. — Только поэтому. — И взглянул на слугу, стоявшего за спиной у его противника: — Что ж, Мухер, ты будешь нам свидетелем.
Мухер кисло сморщился, держась за плечо: похоже, он успел где-то в дверях зашибить себе руку. Но все же подобающим образом ответил на обращение хозяина: кланяясь, почтительно мигнул два раза правым глазом.
— Ну, была не была! — Решительно схватив со стола второй справа бокал, Шлавино опрокинул его содержимое себе в глотку.
Бартоломеус взял соседний. Посмотрел на отсвет. Вино как вино. И медленно — глоток за глотком — выпил.
После чего оба уставились друг на друга…
Время текло. Как густой кисель. Как капля по ровной поверхности клинка. Как вода в чистом озере…
Оба «графа» глядели друг на друга с большим интересом. Вглядываясь в черты лица другого, выискивали малейшие признаки предсмертных изменений… Тишина стояла такая, что громкий стук сердец вызывал эхо в каменных стенах. А от взволнованного дыхания взметалось пламя факелов…
— Э-э… собственно, через какое время начинает действовать яд? — спросил Бартоломеус, отирая пот со лба.
— Вопрос интересный. Вообще, это новый сорт, и я его еще не успел испытать на людях, вы… мы с вами — первые. Яд обладает замедленным действием. Что имеет свое преимущество: угостив обреченного, успеваешь смыться.
— А… каким образом… выражается?..
— О, вы сразу заметите: кровь приливает к голове, дыхание перехватывает, глаза вылезают из орбит… Жуткое зрелище. — Шлавино поморщился. Затем азартно зашевелил бровями: — Меня интересует продолжительность действия яда. Для этого я, как видите, поставил вон там, на столике, песочные часы. Предполагаю, что продлится все не более четверти часа. В будущем, возможно, мне удастся создать еще более совершенный яд, время действия которого удлинится до часу — а то и до целого дня! Да-да! Вот погодите: весной, когда созреет вязомордник однодневный, я приготовлю некий новый порошок…
— Послушайте, граф! — прервал Бартоломеус, бледнея. — Вы говорите так, будто уверены, что выпили вино без яда!
— Ах, что вы, нет. Просто болтовня. Вот уж и прошли четверть часа. Взгляните, граф, на песочные ча…
Шлавино не договорил. Внезапно Бартоломеус покраснел, глаза его расширились. Схватившись за горло, он так резко рванулся с места, что стул под ним с грохотом опрокинулся на пол. В ужасе вытаращив глаза, он смотрел на Шлавино…
Глава 4
Про ужас на восьми ногах и мудреную, но полезную книгу
А зрелище было действительно не приведи Господь.
Шлавино как таковой исчез. На его месте сидело странное существо: ростом с теленка и с собачьей головой; ноги однако ж — согнутые пополам, в количестве восьми штук — точь-в-точь напоминали мохнатые паучьи; самым же удивительным был длинный — предлинный нос — как у африканского животного «олифанта».
Какое-то время, упираясь в стул восемью тонкими лапами и озадаченно ощупывая себя длинным носом, существо сидело неподвижно.