Лом меди, который они не без успеха продавали на Запад, был для них прикрытием более серьезной деятельности — группа работала по вывозу и реализации оружейного плутония. Работала уже более трех лет. Первый год ушел только на подготовительный этап: на вербовку рядовых исполнителей, разработку механизма изъятия товара, налаживание транспортной цепочки. Готовились очень тщательно и огромное внимание уделяли конспиративному прикрытию, поскольку прекрасно понимали, что провал операции означал для каждого из них не потерю работы и денег, и не гнев начальства, а нечто более серьезное.

Последние полгода наконец пошел товар — плутоний, а с ним и деньги. Солидные деньги. В силу специфики своей прежней работы они хорошо знали, что после распада Советского Союза, Лэнгли — ЦРУ, да и не только ЦРУ, но и другие разведки западных стран, внимательно следили за бывшими советскими, а ныне российскими ядерными арсеналами. Каждая атомная боеголовка, каждый артиллерийский снаряд с ядерной начинкой были объектами пристального внимания западных спецслужб. Из этого следовало, что пропажа даже одной единицы хранения не только повлечет международный скандал, но и обязательно станет объектом досконального расследования.

Плутоний — другое дело. По большому счету, его толком никто в Союзе и не учитывал. И американцы не знали точного количества материала, накопленного за десятилетия в СССР. А технически проблема вывоза решалась гораздо проще, чем с боеголовками. Боеголовка хоть сильно и не «фонит», но все же это уже «снаряд», то есть предмет, почти готовый к употреблению и легко узнаваемый специалистами. Плутоний-239, насыщенный для предотвращения возникновения неуправляемой цепной реакции галлием, а именно в таком виде он и хранится, не представлял практически никакой опасности, и замаскировать его можно было под что угодно. Хоть под трактор.

В своей деятельности они привлекали к своей работе волонтеров — наемников, которых использовали втемную. Платили, не скупясь, но лишь до тех пор, пока пешка-наемник не начинал накапливать определенный груз информации — нежелательной. Таких приходилось убирать…

В группе был командир — Баштай Алексей Николаевич. В свое время он, по указанию вышестоящих товарищей, собственно и сколотил группу. Он сам тщательно прошел по старым связям, составил список и проверил каждого из будущих сотрудников. Вот с тех пор и работали.

Эдику Бархударяну удалось встретиться с самим Исой. Это была неслыханная удача. Хоть и говорили, что Иса доступен, но… Кто Иса, и кто Эдик! Повезло, одним словом.

Армянин все, как на духу, рассказал Исе. Все объяснил и про прикормленного милицейского майора Сережу, который конфискованный товар сам скорей всего налево пускает, и о непомерно высоких ментовских ставках…

Иса молча, не перебивая, выслушал Эдика, потом вызвал Магу — своего зама по оперативной работе — и сказал ему: «Разберись по совести с человеком и накажи виновных…»

С восьми часов утра почти на всех основных питерских дорогах, на выходе из города, уже дежурили бригады боевиков Маги. Они не прятались в кустах, не устраивали засад. Они стояли на контрольно-пропускных постах ГАИ и, стараясь не особо светиться, практически вместе с ментами проверяли все грузовые автомобили, идущие из Питера.

Маге пришлось не меньше двух часов с нужными людьми по телефону толковать, чтобы обеспечить надежные заслоны на выходах из города. Обеспечил.

Именно за это его и ценит Иса, за это и уважает. Не только за преданность, но и за умение организовать работу десятков людей. Преданных у Исы много, а толковых — Иса сам так говорил — кроме Маги: раз, два и обчелся…

Мы с Борькой от станции метро не спеша прошествовали по перегороженной вдоль и поперек заборами Сенной — она же в недавнем прошлом площадь Мира. Прошли мимо заснеженных, но вовсю торгующих, несмотря на ранний час, ларьков и свернули налево, на Московский, он же — бывший Международный проспект.

Люблю я Питер, черт побери! Много городов всяких довелось мне повидать, и больших и маленьких, но… Питер — это Питер. Или, по-старому — Ленинград, без разницы.

Я, наверное, в другом городе вообще бы жить не смог, быстренько бы затосковал и умер. Честно. Все эти дворы-колодцы старые, арки подворотен с чугунными столбиками по углам, и площади, и проспекты, и улочки-переулочки типа Расстанной, Разъезжей, Воронежской, Подьяческой…

И зима эта непонятно-слякотная почти совсем не раздражает меня, и лето с белыми ночами на психику не давит — наоборот даже… Иной раз в холодную зимнюю пору немножко затоскуешь, но ненадолго.

А топонимика!.. Да нашу Неву, и Фонтанку, и Невский, наверное, во всем мире знают! Особенно «бандитскую» Лиговку, где мы с Борькой родились и выросли.