– Разденься! – приказал Эдмунд. – И на кинь мою рубашку!

Он снял с вешалки одну из своих полосатых рубашек. Она молча подчинилась. Он начал ласкать ее грудь. Пенис его встал. Стянув брюки, Эдмунд повернул ее лицом к зеркалу шкафа. В мужской рубашке она смотрелась на удивление сексуально. Ее охватило сладострастие. Она закрыла глаза. Он велел ей лечь на кровать.

– Я хочу тебя, Харриет! – шептал он. – Позволь завязать тебе платком глаза. Ты не боишься?

У нее пересохло во рту.

– Я должна тебя бояться? – спросила она.

– Страх возбуждает.

– Но мы еще плохо знаем друг друга!

– Доверься мне! Ляг на спину. В конце концов, какой смысл повторять то, что вы делаете с Льюисом? Это же банально. Ты ведь ожидаешь от меня чего-то большего, не так ли? Разве тебе не хочется разнообразия? Иначе ты не пришла бы сюда.

Это было справедливо, однако ей пока было трудно с этим согласиться.

– Я не знаю, почему я здесь, – призналась она.

– Не лучше ли прекратить этот спор? Мы теряем драгоценное время, Харриет!

Поколебавшись, она сказала:

– Хорошо, сделаем так, как тебе хочется.

– Умница! – воскликнул Эдмунд и повалил ее на кровать.

– Лежи тихо, я завяжу тебе платком глаза. Тебя ожидает сюрприз!

– Какой? – спросила она.

– Наберись терпения! – Он достал из шкафа черный шарф и завязал ей глаза. – А теперь выпяти низ живота!

Харриет почувствовала, что испытывает поразительное вожделение, смешанное со страхом. Она изогнулась дугой на кровати. Он взял из вазы виноградину и поместил ее ей в промежность.

Харриет ахнула от необычного ощущения.

– Угадай, что это такое? – спросил Эдмунд.

Она закусила губу, подумала и сказала:

– Мармелад?

– Близко, но не точно. Попытайся еще раз!

– Виноградина! – выпалила она.

– Отлично! – похвалил ее Эдмунд.

К ее огорчению, Эдмунд прекратил манипуляции с виноградиной. Харриет замерла в ожидании нового сюрприза. Ждать пришлось не долго: нечто холодное коснулось ее груди, а рука Эдмунда очутилась в ее промежности. Харриет раскинула ноги, стенки влагалища сжались.

– Что это? – прошептал Эдмунд, продолжая поглаживать ее грудь холодным плоским предметом и одновременно проникая пальцем во влагалище.

– Нечто металлическое, – предположила она, двигая бедрами.

– Верно, это металл! – Эдмунд раздвинул пальцами наружные половые губы и стал их массировать.

– Сильнее, пожалуйста! – взмолилась она, изнемогая от желания ощутить нечто твердое в себе.

– Сначала угадай, что это за предмет! – сказал он.

– Это ложка, верно? – вскричала Харриет.

– Какая именно?

– Это не честно, мы так не договаривались!

– Сегодня правила определяю я. Так что это за ложка?

– Десертная!

– Угадала! А теперь я воспользуюсь другим предметом, некоторым образом связанным с десертной ложкой. Не шевелись, я схожу принесу его.

Харриет могла бы не подчиниться и сорвать с глаз повязку, однако она подчинилась, понимая, что все его действия направлены на то, чтобы она испытала острый оргазм.

Эдмунд вернулся настолько бесшумно, что она догадалась об этом, лишь когда что-то проникло во влагалище.

– Угадай, что это? – спросил он, глубже вводя в нее мокрый холодный предмет. Что-то потекло по ее ногам. Она вскрикнула:

– Это мороженое!

– Увы, нет! – с деланным сожалением сказал Эдмунд и принялся облизывать лоно. Она застонала, ошеломленная полученными ощущениями. Ничего подобного ей не доводилось испытывать. Эдмунд раздвинул срамные губы руками, аппетитно чавкая и поглощая таинственную субстанцию с завидным вдохновением. Его язык проникал все глубже в лоно. Эдмунд дрожал от возбуждения. Наконец-то сбылось его давнее желание! Он так долго ждал этого момента.

Язык его оказался на удивление длинным и шершавым. Это обостряло ее ощущения. Слизав с влагалища все до капли, он принялся сосать клитор. По телу Харриет распрост ранилось приятное тепло, перед глазами поплыли красные круги. Она напрягла ягодицы, ее дыхание участилось, она вспотела.

– Если угадаешь и на этот раз, я позволю тебе кончить, – завораживающим тоном произнес Эдмунд. – Ты ведь изнемогаешь от желания поскорее испытать оргазм? Признайся, тебе хорошо? Ты вся напряглась, у тебя болит в промежности, не так ли?