Антигон от изумления тихо присвистнул сквозь зубы.

— Что я тебе говорил! — с гордостью возвестил Лисандр. — Она превосходит всех моих помощников и учеников.

— Если ты очистишь свою ладонь, господин, — Тзуниро шаловливо высунула кончик языка, — я тебе еще очень многое расскажу. Если, конечно, ты пожелаешь выслушать жалкую рабыню.

Антигон взял со стола мятый платок и тщательно протер им ладонь.

— О господин… последний раз ты мылся горячей водой три дня назад. Это у тебя правая рука? Хорошо. На указательном пальце чернильное пятнышко. Видимо, ты испачкал его вчера. Тогда же ты был поблизости от дубильной мастерской.

Лисандр вопросительно посмотрел на Антигона, и грек медленно кивнул в ответ.

— Еще ты вчера прикасался к железу — то ли к ножу, то ли к мечу, — Тзуниро вплотную придвинулась к Антигону, — и пил разбавленное водой вино. — Она хихикнула и дернула носом: — Грудь у тебя крепкая и волосатая, член не обрезан и возбужден. От хитона не исходит запахов женщины, рыбы и лошадиного пота. А значит…

— Все, перестань. Лисандр, сними с нее повязку.

Антигон устало прислонился к столу, досадливо поморщился и замахал ладонью, отгоняя наполнявший комнату удушливый запах благовоний.

— Мыслей она, правда, читать не умеет, — осторожно заметил Лисандр, — но зато с открытыми глазами еще лучше различает запахи. Тут один мой подручный перемешал тридцать три совершенно разные капли душистой воды. Так Тзуниро только две из них на язык положила и…

— Я слышу правду в твоих словах. — Антигон отошел от стола и шагнул к эфиопке. — Пять лет назад за тебя заплатили пять мин. Ты их уже полностью окупила. Мы даже еще кое-что должны тебе — тридцать шесть шиглу. Ты больше не рабыня.

На мгновение она замерла, потом всплеснула руками и закружилась в каком-то безумном неистовом танце, выкрикивая:

— Свободна! Я свободна!

— Приходи завтра перед заходом солнца к Тунетским воротам, — сурово промолвил Антигон, быстро просматривая свитки. — Там я буду ждать тебя. В домах неподалеку можно создать еще несколько мастерских.

Иберы под командованием Мандуна получили от Антигона значительную часть жалованья и теперь, разбившись, как обычно, на десять небольших отрядов, вместе с женщинами, носильщиками и обозом перебрались в перестроенные дома возле Гунетских ворот. Им предстояло закрыть туда доступ другим наемникам и переделать эти строения в мастерские. Среди сыновей рыбаков, охотников и крестьян нашлось довольно много умелых ремесленников, благодаря которым Антигон рассчитывал значительно преумножить свои богатства.

Он заглянул в несколько дворов и убедился, что все его указания выполнены. Посредине последнего двора громоздились аккуратно сложенные обрубки. Несколько крестьян загоняли под арку волов и снимали с ослов связанных за ноги кур.

— Что еще им нужно? — Антигон показал на столпившихся вокруг огромного деревянного помоста крепких парней.

— Больше инструментов, — ибер равнодушно пожал плечами. — Сам знаешь: топоры, пилы, молоты и так далее.

— Хорошо, я пришлю. А пока дай мне с собой десять носильщиков.

Кряхтя и напрягаясь, они перенесли в выбранную Антигоном на верхнем этаже квартиру одеяла, стол, три сиденья, несколько камышовых циновок, амфору с сирийским вином и два кувшина со свежей водой. Новое жилище очень понравилось Антигону. С террасы можно было увидеть не только рассыпавшиеся по заливу черные рыбацкие лодки, но даже серебристых рыб, запутавшихся в их сетях. Антигон окинул взглядом еще не обсохшие тонкие кирпичи верхней кладки, удовлетворенно щелкнул языком и прошел в заполненный людьми двор.

Ранее он привел сюда Тзуниро и сейчас старался даже не глядеть на ее просвечивающую сквозь прозрачную накидку смуглую кожу. С деланно-равнодушным видом он подал ей руку и помог подняться на галерею, протянувшуюся через весь верхний ярус дома.

В комнате с подпирающими потолок почернелыми столбами он дождался, когда глаза привыкнут к темноте, и чиркнул двумя кресалами над торчащим из медной чаши промасленным фитилем.

Тзуниро стянула с себя накидку, сделала три шага и сбросила на короткий иссиня-черный ковер длинный гибкий пояс, сразу же свернувшийся кольцами, как змея. Рядом упали туника и хитон Антигона. Чуть поодаль глухо стукнулся о пол египетский кинжал.

На пороге второй комнаты он рывком вздернул Тзуниро, подхватив ее под ягодицы, и, потеряв равновесие, рухнул вместе с ней на ложе. Эфиопка провела рукой по волосатой груди Антигона и с надрывным стоном вобрала влажными теплыми губами сосок…

В двенадцать лет Тзуниро — дочь вождя большого племени, издавна селившегося по ту сторону Гира, — была похищена гарамантами и прошла весь унизительный и тяжелый путь будущей рабыни. Сперва ее долго держали в одном из гарамантских селений, потом трое купцов-пунов отвезли девушку в один из оазисов и продали греку из Кирены, вместе со своими наездниками сопровождавшему небольшие караваны. У него Тзуниро научили говорить и писать по-гречески, а от египтянина, собиравшего травы в пограничной полосе между Киреной, Карт-Хадаштом и царством Птолемеев, — прекрасно различать запахи. В конце концов один из служителей «Песчаного банка» купил ее на невольничьем рынке в Сабрате.