– Я прошу вас, капитан, взглянуть вот на это.
– Таремка протянула пирату пергамент.

Тот быстро перечел его и вернул женщине. Даже бровью не повел.

– Катта, я хожу под парусом с тех самых пор, как брат выкинул меня из родного дома в канаву, и пожелал на прощанье поскорее сдохнуть от какой-нибудь хвори. Нет такого моря, где бы я не покормился всласть. Неужто вы думаете, что я помню всякого, кому продавал рабов? Думаю, что каждый второй невольник в Эзершате так или иначе куплен у меня.

– Но вы не можете не помнить ту галеру,- в голосе таремки появилась жесткость.
– О том разбое говорили много лет. Судно принадлежало дасирийскому императору, и на его борту была принцесса Сиранна. А этот, - она помахала свитком перед самым носом пирата, - пергамент - свидетельство сделки с обозначенным торговцем. Сумма, указанная здесь, слишком велика за простую девчонку.

– Я всегда знал, с какого боку подступиться к торговцу, чтоб он сделался мягким да щедрым, - пожал плечами Ларо, и тут же прибавил: - но даже если так - вам-то что от меня надобно?

– Ее вы продали? Эту девушку?
– Женщина сунула руку в сумку у пояса, достала из нее миниатюрный портрет, вставленный в дорогую раму, и сунула его под самый нос пирату.

– Ага, - как-то слишком быстро признался он. И отхлебнул из кубка, поморщившись, будто вино в нем стало лошадиной мочой.
– Сиранна, чтоб ей пусто было. Дня такого не было, чтоб эта девчонка не снилась мне в жутких кошмарах. Откуда у вас этот пергамент? Я готов выкупить истинный документ за всякую цену, только назовите: двести дмейров, пятьсот, тысячу? Сколько угодно, лишь бы меня больше никто не спрашивал про принцессу.

Катарина улыбнулась, облегченно, будто услышала самую радостную весть. Таремка спрятала портрет обратно, и разом осушила свой кубок. Ее глаза поблескивали, словно шальные. Видя такое дело, Ларо, напротив, насупился.

– Значит, принцесса жива и может быть где-то в Иджале...
– произнесла таремка шепотом, будто совсем выжила из ума.
– Милый Ларо, вы истинно подарили мне нынче радость.

– Буду признателен, если вы отблагодарите меня продажей пергамента, - тут же нашелся он.

– Увы, но никак не могу этого сделать, Ларо. Как я уже говорила, пергамента при себе у меня нет, а если бы и был, боюсь, даже у вас нет такой горы золота, чтоб выкупить его. Но я с радостью отдам вам это, - она швырнула пирату свиток, который тот скомкал под ее заливистый хохот.
– Что ж, думаю, разговоры с вами мне больше неинтересны.

– Отчего же...
– Ларо погладил острый кончик рыжей бороды.
– Не думаю, что вам так уж просто будет узнать, где искать Бара́гу. Придется перевернуть с ног на голову весь Иджал. Если Барагу не хочется, чтоб его нашли, он закопается в красных песках Иджальской пустыни, и даже самому большому счастливчику Эзершата придется положить жизнь, чтоб отыскать его там. К тому ж, Барагу, как и остальные, кто покупает у меня рабов, меняет имена, что молодая вдовушка мужиков. Вряд ли найдется много тех, кому он известен именно под этим. Может так статься, что только я один и есть.

Как ни силилась Катарина выдержать неожиданный удар, ликование слишком быстро выветрилось с ее лица.

– Зная этого прохвоста, не сомневаюсь, что так и есть, - подтвердил слова Ларо старый та-хирец.

– Он придумывает, чтобы заставить меня продать пергамент.

– Моя бесконечно уважаемая госпожа Катарина Ластрик, не должна хмуриться, - Ларо прищелкнул языком.
– Потому что никакого пергамента у тебя, вернее всего, нет. Я слыхал, будто последним его владельцем стал дасирийский военачальник. Должно быть, тебя занимает вопрос, откуда я о том прознал? Так я тот пергамент и продал.
– Торжество сейчас было ему вторым именем, а вот на Катарину стало жалко смотреть. Она скукожилась, словно выброшенная на солнцепек жаба.
– Только дурак сейчас не продает всякую безделицу, утверждая, что она принадлежала Сиранне и непременно выведет на след принцессы. А я не дурак, госпожа. Только вот не знал, что дасириец с этой новостью в Тарем побежит, вместо того, чтоб самому разыскивать наследницу. Наверное, гузно тебе и твоему брату решил вылизать.
– Ларо откровенно потешался над ней.

– Ну хватит уж, - приструнил его Саламан.
– Больно прыток стал в последнее время, мелешь всякую дрянь без разбора, будто собака брехливая.

– Мне то что, пусть вон, светлейшие зады за место на золотом троне себе глотки грызут, а я торговец, я привык жить с того, что продаю.

– А я-то думал, ты пират, - поддел его Саламан, но Ларо оставил слова старика без внимания.

– Так вот, Катарина, - та-хирец перевел взгляд на женщину, - раз у тебя все равно нечего мне предложить, я готов сам назвать цену, и если ты готова ее заплатить, я скажу, где искать купца.

Многоликий, если бы была его воля, исполосовал наглеца кинжалом так, чтоб на нем не осталось ни одного целого клочка кожи, а после положил в бадью с морской водой. Пусть бы тогда заливался. Но по лицу Катарины мальчишка видел, что таремка готова согласиться. Интересно, что потребует пират?

– Мой брат, как я уже говорил, - начал Ларо, - вышвырнул меня на улицу и лишил дома. Наши родители погибли безвременно, и то, что отец завещал нам обоим, братец заграбастал себе. Убить меня у него духу не хватило, и когда я побирался по подворотням и воевал с крысами за объедки, я проклинал его ежедневно, и просил богов послать мне быструю смерть. Но я выжил, и начал просить богов дать мне сил отомстить. И вот, теперь я стал тем, кем стал - неплохой итог для уличного бродяжки. Но и брат мой не бедствует. В Тареме он на слуху, и наше имя - мое имя!
– теперь имеет значительно больший вес, чем несколько десятков лет назад. И я вознамерился отобрать обратно все, что у меня отняли: имя, дом, положение и все золото. И сверх положенного. Ровно столько, чтоб возместить мне годы страданий. Думаю, за это время их набежало столько, что в самый раз будет выкинуть братца на улицу, а заодно и всех его ублюдков. Так вот, леди Катарина Ластрик, сестра Первого лорда-магната Тарема, я хочу, чтоб именем твоего светлейшего брата, справедливость свершилась. Пусть Тарем вернет мне мое, а я пальцем ткну, где купца разыскивать.