– Госпожа, прошу не гневаться на меня за такое срамное гостеприимство, но теперь в наших землях тяжко. Прими, что есть, потому что лучшего нет. В добрый час будет все иначе, и если боги смилостивятся над Дасирией, хмурые времена скоро ветер развеет.

Таремке слова пришлись по душе.

– Моих лошадей накормили, людям дали кров и еду, а я даже старые кости с дороги в теплой воде попарила - что же за человеком я должна быть, чтоб сетовать на такой прием?
– Она чуть склонила голову на бок, улыбнулась одними губами. После небрежно кивнула на бледного паренька.
– Это мой воспитанник, он сирота. Всюду за мной следует, точно привязанный, но молчалив и скромен, так что хлопот от него самая малость. Он не помеха в нашем разговоре, зато слух у него острый и глаз зоркий.

Арэн насторожился, понимая, куда клонит таремка. Воспитанник? Вернее уж верный пес, и притащила она его не из жалости, а чтоб поглядывал, не станет ли кто подслушивать их разговор. Словно узнав его мысли, мальчишка покинул госпожу, принюхался, и кончик его носа противно задергался. Катарина молча ждала, пока он пройдет вдоль стен, и, дождавшись его кивка, указала на одно из старых кресел.

– Разрешишь дать отдых моим старым костям?
– спросила она.

Арэн суетливо кивнул, чувствуя себя скоморохом. Из-за усталости и кровавой расправы минувших дней, мысли текли вяло, а гостья, похоже, находила забаву в том, чтобы насмешливо тыкать в его промахи. Дасириец подал ей руку, помогая сеть.

– Присядь здесь.
– Таремка, видя, что он собрался занять место напротив нее, указала перед собой.
– Мой мертвый брат любил говорить, что разговоры нужно вести прямо, а не через стол. Не со всяким, конечно, но нам незачем преграда.
– И, задумчиво добавила: - Я знала твоего отца, Арэн из Шаам. В эти дни мы потеряли тех, кто нам дорог и я знаю твою скорбь, потому что сама недавно провела любимого брата в мертвое царство. Прими же мои сожаления, и пусть горе нас единит.

– Прими и ты мои сожаления о погибели твоего брата, госпожа, - ответил Арэн.
– Я не знал его, как должно, но он был хорошим главой таремского совета, потому что город ваш цветет и здравствует.

Последние слова дасириец заставил себя произнести. Тарем, за который дасирийцы стояли насмерть и который много десятков лет стерегли от воинов Рхеля и дшиверских варваров. Но, стоило в дасирийские земли прийти несчастью, Тарем тут же закрыл свои ворота. Вот такая она, цена дружбы с торгашами. Но сказать об этом Катарине - значит, плюнуть ей в лицо. Дасириец потер лоб, чувствуя себя таким же олухом, как и в замке Берна, когда жена новоиспеченного Конунга донимала его расспросами. Политика, интриги, сплетни не для того, кто все жизнь учился убивать и защищаться. Арэн так и видел, как жадно Катарина ловит все его оплошности.

– Я прибыла к тебе, потому, что твой отец оказал услугу моему покойному брату, цена которой слишком велика, чтобы меня не стала грызть совесть, - став серьезной, начала Катарина.
– Он, верно, говорил тебе?

– Я только недавно вернулся в родные края, - коротко ответил Арэн, гадая, какую такую услугу родитель мой оказать Первому лорду-магнату Тарема. Слишком разного полета птицы Ластрики и Шаамы. Впрочем, когда дасириец узнал о смерти отца, он понял, что в последние годы тот почти не посвящал его в свои дела. Даже не сказал, что в тех письмах, которые велел отвезти Конунгу Северных земель. А выходит так, что отец времени зря не терял.

– Прежде чем начнется наш разговор, Арэн, я хочу знать, готов ли ты верить мне так же, как верил твой отец? Теперь смутные времена настали, не узнаешь сразу, кто друг, а кто - враг, кто за спиной кинжал припрятал, а у кого душа нараспашку. Но я верила твоему отцу, и он верил мне, и цель у нас была одна - благо для всех честных дасирийцев.

– Если вы про то, что отцу моему не по душе был рхельсикй регент, так это я знаю.

– И как ты собираешься распорядиться знанием?
– осторожно поинтересовалась таремка. Она наклонилась вперед, тронула Арэна за колено, не брезгуя его грязными одеждами.

– Госпожа, откуда мне знать, как поступить с тем, что спрятано от меня в подполе?
– в свою очередь спросил он.
– Не привык вслепую играть, прости уж. Отец так меня наставлял, может, потому я и жив до сих пор.

Вопреки его ожиданиям, гостья не рассердилась, а даже одобрительно закивала. Что ж, таремская гусыня хитрит, испытывает его, а сама, между тем, не решила, надобно ли связываться с еще одним дасирийским олухом. А что если это по ее с отцом тайным сговорам, он сунулся на регента? Что если таремка, не получив своего от отца, решила захомутать и сына? Арэну все больше не нравился этот разговор. Что ж, по крайней мере, Катарина не за головой Миэ прибыла, что приободрило дасирийца.

– Ты молод, крепок и умен, и до меня дошли слухи, будто сам владыка Артума с тобой вино из одного меха пил.
– А между словами Арэну чудился ее едкий шепот: "Все о тебе знаю, дасириец".
– Я вижу, что когда придет час, ты станешь великим военачальником, достойным сыном своего отца. Но, скажи мне, Арэн из Шаам, разве не хотел бы ты исполнить чаяния своего родителя и занять место военного советника при императоре?

Дасириец не припоминал, чтобы отец загадывал такое будущее ни себе, ни ему, но, памятуя о его честолюбии, верил, что родитель лелеял надежды занять место в совете.