Субботина Айя
Шрифт:
– Отчего же, - ярость бурлила в нем, как вулкан.
– Я согласился, что сделаю так, как мы уговорились. Катарина просила от имени моего отца.
– Дурак!
– Таремка вскинула руки.
– Погляди на меня, погляди, что она сделала с той, чей отец служил Тарему и был всегда честен. Где теперь наши отцы, а, Арэн из Шаам? Катарина-паучиха завлекла их в свои сети, а потом, когда попользовала, отгрызла головы.
– Твой отец предал Дасирию!
– рявкнул Арэн .
Эхо треснуло где-то под потолком, похожее на раскат грома. Миэ отшатнулась, обхватила себя за плечи, словно ее одолела артумскя вьюга. Женщина то открывала рот, то закрывала, не в силах найти нужные слова.
– Ты не сказала мне, за что его повесили, напрела про какого-то брата, но твоего отца наказали смертью за предательство. И после всего, ты приезжаешь ко мне, просишь приютить тебя, а потом еще указываешь, кого слушать.
– Я не знала, что он предал, - отозвалась Миэ.
– Он сказал, что ему не нравится слабеющая Дасирийская империя, и что пора Тарему договариваться с Рхелем, пока еще есть чем торговаться. Но он не говорил, что вступил с кем-то в сговор. Мало ли кто что говорит, откуда мне было знать, что я больше не та Миэ, которой он рассказывал все? Твой отец тоже сделал ошибку, поступил против ваших законов, пошел на человека, которого благословили быть хранителем императорского престола.
– Лучше больше ни слова не говори, - предупредил дасириец.
– Ни единого слова, Миэ, иначе горе будет нам обоим. Я не гоню тебя и твою родню, но ни слова - слышишь?
– ни слова поперек моего решения, иначе покажу тебе, в которою сторону убираться. Кончилось мое терпение.
Он смотрел на таремку, на то, как меняется ее лицо и ему сделалось противно за сказанное. Но и не сказать не мог - слишком давила правда и обида. Давно такого не случалось, чтобы сил не стало усмирить чувства. Предатель румиец, после - смерть Бьёри, погибель отца, а теперь еще и Миэ, которая не повинилась перед ним, но зато распустила хвост.
– Гляди только не пожалей потом, - предупредила таремка стоя у самой двери. Смотрела с жалостью, отчего дасирийцу сделалось еще гаже.
– И не советую играть с ней в престольные игры - ни харстового мизинца не смыслишь ты в таких делах, она тебя вокруг пальца обведет, а после предательством оклевещет - не отмоешься.
Уезжал Арэн поспехом, тем же вечером. Драконоезд нарядился вареную кожу и штаны из оленьей шкуры, и был, кажется, чуть более доволен, чем накануне. Но по-прежнему продолжал ворчать на неудобное седло и скверный нрав лошадей. Перед самым отъездом, дасирийца задержали вести - в замок прибыл отряд людей, которые называли себя воинами военачальника Шаама. Арэн встретился с ними: пятеро грязных, измученных людей, двое из которых подозрительно много и часть кашляли, и их горла распухли, словно надутые мехи. Их сразу отвели в амбар, где держали больных.
– Не знали, кому ее везти, рассудили так, что тебе будет правильнее всего отдать эту змею, - сказал один из воинов, и толкнул вперед молодую женщину.
Одета она была в лохмотья, босая и вся в царапинах, будто ее волочили за конем. Темные короткие волосы, на затылке - запекшаяся рана, нос вывернут на сторону. Но взгляд, который пленница подняла на Арэна, не выражал ничего, кроме злости. Одна ненависть. Дасириец подумал, что если бы мысли могли убивать, она испепелила бы его в мгновение ока.
– Кто такая? Я не воюю с женщинами, - сказал он и вспомнил пророчицу. Но нет - та была моложе и белокурой, да и как бы она дала взять себя в цепи - после увиденного, дасириец не сомневался, что то была лишь малая часть фокусов черной волшебницы.
– Молчит, как в рот воды набрала, - сказал воин.
– Бешенная она, четверых наших завалила, одному брюхо вспорола, сдох на третий день пути.
– Зачем ее ко мне приволокли?
– Черты лица молодой женщины тяжело угадывались за синяками и царапинами.
– Рхельского шакала она охранительница, - с плевком ответил воин.
– Он убег, чтоб его харсты взяли, а девка нас задержала. Взяли ее в плен, думали, обменять на наших. А когда победа к этому сукиному сыну переметнулась, решили, что самое дело тебе ее отдать. Не шакал она, это верно, но ближе всех к его телу ходила. Говорят, что полюбовница его.
– Ты - Черная дева?
– Арэн терпеливо ждал ответа, но она молчала. Но он был и не надобен - только одна рхелька выходила на поле боя вровень с мужчинами, и только одна нашла себе славу потрошительницы дасирийцев.
– Я слыхал о тебе от воинов. Говорят, смерть тебя стороной обходит.
Разбираться, что делать с Черной девой, времени не было. Арэн видел, как воины смотрят на него, ждут одного единственного верного решения. Лаарк - и тот ладонь положил на рукоять клинка, всем видом показывая, что готов взять на свои руки кровь позорного убийства. Арэну припомнился сопливый молокосос, который задавил нищенку ради тухлой курицы. Он-то смерти заслуживал куда меньше, чем рхелька. Беда в том, что воевала она за своего господина, в поле, в битве - точно так же, как Арэн и все вокруг, кто ждал ее смерти. Черная дева не боялась, только заерзала связанными за спиной руками, попыталась распрямиться, но мешала петля на шее. Должно быть хотела смерть принять гордо.