– Да кто же, скажи мне, теперь покуситься на такое вшивое место?
– На лице дасирийца не было и половины той уверенности, которая звучала в его голосе.

"Значит, не такой уж ты непробиваемый", - про себя насмешничал Шиалистан.

– Охочие найдутся всегда. Нашлись же те, кто подобрал с полу кишки моей матери, хоть Тирпалиас грозился удавить ими всякого, кто тронет суку Бренну. Императору в заду свербело, так хотелось поплясать на ее потрохах. Но смельчаки нашлись. Боги, Фраавег, любят отчаянных.

– Как же, любят, оттого и забирают их к себе раньше срока.

– А ты, никак, смерти боишься?
– Шиалистан постарался, чтобы издевку в его ловах нельзя было не услышать.

Фраавег перестал улыбаться, и мигом переменился в лице. Теперь он и вправду походил на льва, только старого, больного и тощего. Но все еще опасного, и регент начал сомневаться, правильно ли поступил, начав дергать хищника за усы.

– Я бы охотно принял место военного советника!
– прогрохотал скрипучий голос где-то за их спинами.

Шиалистан обернулся. Старик, что стоял в дверях, был едва ли младше Фраавега, но превосходил его ростом и шириной плеч. Доспех, изукрашенный серебряной и золотой филигранной ковкой, казалось, был скроен по его фигуре без малейшего изьяна. Наплечники, унизанные тремя опущенным вниз когтями выглядели зловеще. Впрочем, все в броне, он наручей, поножей и до шлема, который старик держал на руке, будто было ковано с одной только целью - посеять в душе противника панику.

– Я уж отчаялся увидеть тебя снова.
– Шиалистан никогда не думал, что будет настолько рад увидеть вечно хмурого деда.

Военачальник первой руки, отец убитой императрицы - красавицы Бренны, дед Шиалистана умел появляться эффектно. Регент подумал, что едва ли не впервые видит родича в железном панцире. Обычно тот ограничивался кольчугой, но отчего-то сегодня решил изменить привычкам. Шиалистан не сомневался, что на то была веская причина, куда более важная, чем попугать зарвавшихся негодяев.

– Раван из Хаагат. Какая неожиданность, встретить тебя здесь... в такой час.
– Фраавег нахмурился больше прежнего.

– Чем теперешний день такой особенный, собака?
– Раван не озадачивался любезностями.

На мгновение регенту показалось, что военный советник вот-вот бросится на старика, но глаза Фраавега потухли так же стремительно, как в них только что загорелась ярость.

– Ты разве не слышал, что приказал тебе твой правитель?
– Старик сунул на него, словно обитый шипами таран, и Фраавег был вынужден отступать, чтобы не свалиться ему в ноги.
– И если твой поганый рот хоть единожды еще скажет что-то крамольное против воли богов и народа, я самолично проверю, как глубоко начинается твой язык.

Фраавег оскалился, но рта раскрыть не решился. Шиалистан вдруг почувствовал себя немощью. Стал бы дасириец так же пятиться перед ним, выполнять приказы и беспомощно рычать? Никогда. Может, в том и кроется корень всех провалов? Никто в трижды проклятой империи не видит в нем сильного господина. Бедняки - и те любят из жалости. И пусть ему удалось однажды обернуть ее себе в пользу, теперь Шиалистану претила такая слава. То ли дело дед. Он стар и сух, и прислужники Гартиса давно стали тенями за его спиной, но его бояться куда больше, чем молодого рхельского шакала.

– Иди - и делай то, что тебе велено, - прикрикнул на советника Раван.
– И всякий раз, когда голова твоя будет свободна от говна, не забывай, что на твое место есть кому сесть. И моли богов послать светлой головы твоему господину и повелителю, потому что его приемник может быть не так щедр.

Приемник? Шиалистан в замешательстве проводил взглядом Фраавега - военный советник покидал тронный зал быстро, поджав хвост. Регент не сомневался, что дедова грубость еще много раз аукнется ему самому, но теперь Шиалистана куда больше занимали слова о приемнике.

– Отчего эта баба волочиться за тобой всякий раз, когда мы встречаемся?
– Дед ткнул пальцем в Черную деву.

– Живии охраняет мою жизнь, - как можно смиреннее ответил регент.

– Тогда скажи-ка мне, как ты собираешься заставить дасирийцев уважать себя, если прячешься за бабскую промежность?

"Хоть бы й хватило ума помалкивать!" - мысленно взмолился Шиалистан.

– Я больше никому не доверяю, - признался он. Честность - лучшее средство завоевать расположение человека. Регент чувствовал, что несмотря на поддержку деда раньше, сегодня он приехал в дурном расположении духа, и наверняка привез плохие вести.