– О брате моем, Шале, - нехотя ответил мужчина. Он сопел, тянул время, и Миэ пришлось вернуть родителя к разговору покашливанием. Тот раздосадовано хватанул себя по колену.
– Младший братец, Шале. Пятнадцать годков минуло ему тогда, когда родители наши оба к Гартису пошли в последнее паломничество. Гуляка и марнотрат, тьфу, гадко вспоминать. Наверное, всех шлюх перетрахал в округе, деньги спускал на баб, пойло и ши-пак. Проиграется до портков, и домой бежит, у мамки деньгу клянчить. Да так складно, бывало, заливает, что меня и отца на слезу прошибало. Умел, гаденыш, подлизать. Вот родители ему завещали половину нажитого добра. Я знал, что Шале его спустит вмиг, а я мог бы в дело приспособить. Без того золота все бы в харстам пошло.

– Что ты сделал?
– спросила Миэ, и тут же засомневалась, что хочет услышать ответ. Так ли важно, как поступил отец? Он и так давно уж перестал быть ее идеалом, но таремка продолжала верить, что он не худший из людей Тарема. Пусть бы так и было. Она даже вскинула руку, чтобы перебить его, заставить замолчать, но лорд Эйрат уже начал.

– Я вышвырнул его на улицу, - сказал он почти безразлично.
– Не стал руки марать родной кровью, и так будет за что у Гартиса ответ держать. Для Шале это была бы не самая скверная кончина. Помер бы где-то с голодухи - и отправился в мертвое царство более-менее читеньким, да еще и в невинной смерти. Я приставил человека следить за засранцем, чтоб тот, ненароком, не выкрутился как, и не сунулся обратно в дом. Всем, кто мог нос совать в наши семейные дела, я хорошо подмазал золотом. Дорого мне обошлось, но все меньше, чем братова половина. Тот человек донес мне, что видел его мертвым в канаве.
– Отец выплюнул пару крепких слов.
– Жаль, то его болячка забрала, а то залил бы в лживый рот расплавленного золота, ровно столько, сколько заплатил за байки.

– Погоди, то есть этот, как его там Шал...
– Миэ запуталась, вспоминая имя.

– Живой он. И Катарина его откопала где-то на пиратских островах. На собрании Совета Фиранд меня и прижал к ногтю, мол, что да как, отчего родню обидел. Да еще и нагородил сверх того бреда какого-то, будто я братца мужикам отдал, чтоб его снасильничали, и заставлял всяким непотребством заниматься. Теперь, видите ли, мне нужно ответ держать перед Советом, времени у меня с гулькин нос, чтобы рассказать, как на самом деле случилось, покаяться и...

Тут лорд Эйрат замолчал, спрятал лицо в ладонях, словно загораживался от мира. Миэ подошла к нему, не обращая внимания, что шелковый подол весь промок в луже расплесканной воды. Отец никогда не ломался, и ей казалось, что в том его главный недостаток. Всем нужно прогибаться, иначе жизнь так крепко наляжет, что и треснуть недолго. Но глядя на родителя, таремке стало муторно. Он сказал все, но не договорил самую малость. И отчего-то Миэ казалось, что в ней кроется самая закавыка.

– Что еще нужно сделать?
– Она тронула отцу за плечо.

Мужчина посмотрел на нее сквозь растопыренные пальцы. Словно из-за решетки, вдруг подумалось волшебнице, и она сглотнула, прогоняя видение.

– Этот ублюдок хочет признать за собой право наследовать половину всего, а за все мои "издевательства" сверх того два трети моей доли.

– Две трети, - повторила Миэ. Что же тогда останется им?

Видимо она задала вопрос вслух, потому что отец резко поднялся, прошлепал босыми ступнями до портрета своей второй почившей жены - Миэ удивилась, увидев потрет матери на прежнем месте - и прошептал:

– Это будет разорение и позор, Миэ. Никто в Тареме не станет иметь с нами дел, наши поля, скот - все перейдет засранцу. Ни один уважаемый горожанин не подаст мне руки, все станут плевать в лица моих детей и тыкать мне в спину. Никогда больше Эйратам не заслужить места в Совете. Они сидели там, эти восемь мешков с золотом, все разной толщины, но одинаково горделивые, будто сами никогда рук не пачкали, подтирая зад. Пантарк, гаденыш, седьмой всего, а все подмазывался с брачными обещаниями: мол, давай наших сосватаем, а как подрастут - сыграем свадьбу. Сволочная шкура, сам нос от меня воротит, да только краты навозом не смердят, и на них не написано, что получены от урожая картошки. Деньги всем нужны. Заплати, сколько надобно - и вот тебе почет, и уважение.
– Лорд Эйрат вполоборота покосился на Миэ.
– После минувшего совета, даже не глянул в мою сторону. У свиньи чести больше, чем у этого слизняка.

– Скажи, что он не твой брат, - затараторила Миэ.
– Сколько времени прошло, мало ли кто о той истории прознал. Обвини в самозванстве, и пусть докажет, он это или нет.

– Думаешь, я не думал об этом?
– Отцовский голос из усталого сделался злым.
– Не знаю, что там засранец с Катариной наплели Фиранду, да только он сразу сказал, что тот настоящий брат и есть, тряс какими-то бумагами из архивов, и сказал, что если потребуется, Шале присягнет у Храма всех богов.

– Очень удобное обещание - в дасирийские земли теперь сунется разве что сумасшедший.
– Миэ одолела слабость, и таремка опустилась на кровать. Сердце будто раздвоилось и колотилось в висках, грохот этот сводил волшебницу с ума и не давал сосредоточиться.
– Ты-то сам уверен, что человек этот - действительно брат тебе? Узнаешь в лицо? Сколько времени уж прошло...

– Тридцать с лишком, - ответил отец. Ответил быстро, должно быть, сам не один раз успел подсчитать.
– Узнаю, мне его лицо сниться из года в год: стоит гаденыш, будто кинжал мне в самый глаз вот-вот всадит.

– Отчего тогда Фиранд его на Совет не привел?
– Перед мысленным взглядом Миэ замельтешил проблеск надежды.
– Если так все есть, как он говорит, пусть бы показал мученика, не таясь.

– Я... я...
– Отец вдруг развернулся на пятках, в его взгляде, устремленном на Миэ, угадывалось восхищение.