— Но я снимала этот номер на протяжении нескольких недель, я могу сама заплатить…

— Ты и заплатила. А теперь спускайся оттуда.

Проигнорировав его протянутую руку, она перебралась на противоположную сторону кровати и ступила на пол, чувствуя, как начинает кружиться голова. Эмма боялась самого худшего — полного опустошения своей кредитной карточки.

— Полагаю, за твои новые вещи заплатила тоже я? — сейчас, когда их разделяла кровать, рискнула спросить она. Эмма легко узнавала качественные вещи — все валькирии обладали этой способностью, ведь они унаследовали жадность Фрейи — а, судя по виду, его одежда была не из дешевых.

На нем были надеты сшитое вручную темное кожаное пальто «три четверти» и бежевые свободного кроя брюки; из-под расстегнутого пиджака был виден тонкий черный кашемировый свитер, обтягивающий его грудь как вторая кожа. Одежда не скрывала твердых очертаний его тела, и будто говорила «я богатый человек, и могу быть немного опасен».

Женщины будут от него в полном восторге.

— Ага. Внизу огромный выбор, а на нашей карте не установлен лимит, — он сказал это таким тоном, что Эмма с трудом удержалась от ответа.

Наша карта? Ее «Центурион Амекс», в отношении которой у банка были инструкции ни в коем случае не блокировать никакие расходы, даже если они кажутся чрезмерными, ведь в этот момент владелец карты мог находиться в поездке? То, что было простой мерой предосторожности, превратилось в финансовое оружие в его руках.

Как и все члены ее ковена, она ежегодно получала определенную сумму на одежду и развлечения — и сумма эта была весьма значительна — но Эмма откладывала деньги, мечтая купить что-нибудь по-настоящему стоящее, что-нибудь, что будет принадлежать ей одной — антиквариат или собственную лошадь, или что-то такое, что ей не придется делить со своими тетками. Больше не придется.

Мало ей было испытаний, через которые пришлось пройти из-за этого ликана, так он, кажется, собрался еще и разорить ее!

— Ты не оставил мне ничего, чем я могла бы прикрыть уши, — заметила она, опустив глаза и как обычно избегая его взгляда.

После ее слов Лаклейн вновь хмуро осмотрел ее наряд. Она хотела спрятать то, что он находил привлекательным, при этом другие могли любоваться ее так-мало-скрывающей одеждой? Ее черные клетчатые брючки едва прикрывали бедренные кости и туго обтягивали попку, а красная кофточка хоть и имела высокий воротник, но все равно ничего не скрывала. Странные ассиметричные швы так и притягивали взгляд к выпуклостям ее груди. А когда вампирша двигалась, можно было мельком увидеть ее плоский живот. Он выбрал эту одежду, чтобы скрыть Эмму от солнца, а не привлекать к ней внимание! При первой же возможности он купит ей новые наряды, хорошенько потратившись на это с вампирских денег.

Лаклейн также собирался выяснить, какую сумму он вообще сможет потратить.

— Мне просто нужен шарф или что-то, чем я могла бы завязать косички. Иначе люди увидят их…

— Ты оставишь волосы распущенными.

— Но л-люди…

— Не осмелятся ничего сделать, пока я рядом, — когда Лаклейн направился в ее сторону, Эмма в ужасе шагнула назад.

Лаклейн почти не помнил, что произошло на поле, и даже прошлая ночь осталась довольно туманной в его памяти, но знал, что был не слишком нежен. А сегодня он набросился на нее, прижал к кровати и был готов вонзиться в это нежное тело, прекрасно понимая, что этим причинит ей боль. Лаклейн видел, с какой опаской она смотрела на его сжавшиеся кулаки тогда в душе. Вампирша права — у нее были все причины бояться его.

Когда они стояли на балконе, он увидел страдание и боль, отражающиеся в ее глазах. Похожая боль жила и в нем, но он был слишком искалечен в душе и не мог ей помочь. Слишком полон ненависти для того, чтобы захотеть помочь.

— Могу я тогда, по крайней мере, позвонить своей семье? — спросила Эмма. — Ты обещал.

Лаклейн нахмурился. Он сказал «связаться со своей семьей», имея в виду письмо. Внизу он видел мужчину, который пользовался телефоном. Видел, как это делают по телевизору. Но ему и в голову не приходило, что она могла бы позвонить в другую страну.

— Только быстро. Нам нужно многое успеть сегодня.

— В смысле? Ты хочешь сегодня много проехать? — в ее голосе зазвучала паника. — Ты же сказал, что за час до восхода солнца…

— Ты нервничаешь из-за этого?

— Разумеется, нервничаю!

— Напрасно. Я защищу тебе, — сказал он просто, раздосадованный тем, что она не успокоилась ни на йоту. — Звони, — он вышел из комнаты, прошел по коридорчику, открыл и закрыл входную дверь.

Но так и не покинул гостиничный номер.

— Ты хоть представляешь, как тебе влетит? — спросила Регина. — Анника рвет и мечет. По сравнению с ней, берсеркеры сейчас выглядят, как монашки.

— Я знаю, она волнуется, — ответила Эмма, сжав трубку двумя руками. — О-она там?

— Неа. Возникло срочное дело, с которым ей нужно было разобраться. Эм, какого черта ты не села на самолет? И почему не отвечаешь по мобилке?

— Мобилке крышка. Я угодила под дождь…