— Спасибо за приключение, — сказал я с натужным весельем, хотя сердце трусливо колотится, как овечий хвост. — Люблю иногда вот так повеселиться в бурной скачке, вспомнить такую далекую молодость, когда и вечный бой, покой нам только снится, сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица и мнет ковыль…

Он спросил непонимающе:

— Что?.. Какая кобылица?

— Да просто вспомнилось, — сказал я мирно, — где они теперь, те фараоны?.. Закат в крови, закат в крови, из сердца кровь струится. Плачь, сердце, плачь… Покоя нет! Степная кобылица несется вскачь… Когда-то мы вот так, а сейчас же поумнели? Должны поумнеть? Ну что нам драться из-за…

Я посмотрел на Зигфрида и прикусил язык, но маг явно уловил мое отношение к предмеру спора.

— Как, — проговорил он с трудом, — тебе… удалось?

Я ответил с небрежностью:

— Вы о чем?.. Ах, об этих своих воробьях?.. Ну, они так привязались ко мне, что пришлось их… гм… усыпить.

— Что?

— Хотел сперва просто разогнать, — объяснил я, — но один вот рубашку на плече порвал, сволочь, видишь?..

Он смотрел, медленно бледнея, на мне в самом деле только рубашка чуть порвана, но ни малейших ран, а я не выгляжу обеспокоенным.

— Вот я и… — сказал я.

Он спросил хрипло:

— Что?

— Пришлось за такую наглость, — объяснил я, — перебить всех этих ваших мух до единой.

— Не думаю, — проговорил он сдавленным голосом, — что вам это удалось легко… Удирали вы отсюда в ужасе.

— Это чтоб вам доставить удовольствие, — пояснил я. — Радуетесь, радуетесь, а потом — бац!.. Оказывается, мне в ту сторону и надо было, я туда по делам весьма зело спешил.

— Что вы врете!

— А вы говорите только правду, — сказал я саркастически. — Хотя сильный да могучий может себе это позволить, но… зачем? Жизнь станет такой скучной, если никого не обмануть, не надуть, не приколоть… У меня к вам деловое предложение.

Он выкатил в ярости глаза.

— Что? У вас? Ко мне?

— Ага, — сказал я. — Идите ко мне на службу. Под моей рукой и руководством во славу… чего-то там, потом придумаем, достигнем немало и весьма причиним радости и счастья покоренным народам.

Он откинул голову, вид донельзя оскорбленный, только на лице все отчетливее проступает не только злость, но и чувство поражения.

— Ты глуп, — прошипел он люто, — и ты погибнешь злой смертью!.. А женщину я все равно отыщу и заберу!

Я видел, как дернулся Зигфрид и обнажил меч, но я чуть-чуть покачал головой, запрещая что-то делать.

— Ну так давай, — предложил я, хотя внутри все похолодело, а вдруг у него в самом деле есть что еще в запасе. — Я-то едва-едва разогреваться начал.

Он сказал с ненавистью:

— Я ухожу, но я вернусь…

Я сунул руку в карман, нащупал и кое-как вдел пальцы в медный кастет, что захватил из своего сундучка. Отец Дитрих подарил его мне и сказал, что это на самый крайний случай, когда уже не помогут ни меч, ни что-то еще.

— А ты уверен в крепости своего кокона? — спросил я.

Он зло оскалил зубы.

— Проверь!

— Как скажешь, — согласился я.

Он не успел моргнуть, как я нанес сильнейший удар в этот магический купол. Выступающая часть кастета, имитирующая костяшки пальцев, врезалась не в мягкое, как я ожидал, а в некую непрочную преграду, вроде тонкого стекла.

Раздался хрустальный звон. Быстро и страшно вспыхнули прямо в воздухе четыре креста, словно перепрыгнувшие с выступающих частей кастета и ставшие огромными.

Кокон с сухим треском лопнул, взорвался изнутри. В воздух взлетели то ли мельчайшие стекляшки, то ли блестящие льдинки, заблистали пугающе и страшно, но истаяли моментально, не успев коснуться земли.

Маг в изумлении и ужасе распахнул глаза и рот. Зигфрид во мгновение ока с силой двинул перед собой длинным ножом.

Я услышал характерный треск и хруст. Стальное лезвие, вонзившись в спину, прорезало плотные ткани, наткнулось на кость и, ломая сопротивление, перерезало ее с влажным хрустом, словно толстую морковь.

Маг вскрикнул, изо рта брызнула густая темно-красная кровь.

— Но… как… — прохрипел он. — Рука человека не может…

Мы с Зигфридом злобно улыбались и смотрели, как он опустился на зеленую траву, истекая кровью, как сучит ногами, а в глазах затихает жизнь.

Зигфрид коротко взглянул на меня, я кивнул. Двумя короткими ударами отделив голову от туловища, он ухватил ее за волосы и бросил в кожаный мешок, а тот привязал к седлу.

Я вскочил в седло арбогастра, Зигфрид кивнул на обезглавленный труп.