Следующая попытка реформ связана с именем А. Н. Косыгина. В отличие от “верхушечных преобразований Хрущева, косыгинские реформы затрагивали более глубокие слои общественного производства. Безусловно, Косыгин как опытнейший хозяйственник лучше понимал принципы функционирования советской экономической системы и ее недостатки, чем профессиональный партработник Хрущев.

Официально реформа представлялась как перевод народного хозяйства на новую систему планирования и экономического стимулирования. Но по сути была предпринята попытка внедрения отдельных элементов рыночной экономики для повышения эффективности работы предприятий и стимулирования труда. В основе реформы лежали следующие основные принципы:

— расширение хозяйственной самостоятельности предприятий, укрепление хозрасчета;

— усиление экономического стимулирования производства с помощью цены, прибыли, кредитов, премий.

Для оценки хозяйственной деятельности предприятия вместо выпуска валовой продукции стали использоваться объем реализованной продукции и прибыль. Предприятиям было предоставлено больше хозяйственной самостоятельности и прав в организации производства, больше возможностей для стимулирования труда рабочих и служащих.

Однако и эти реформы не затрагивали основ вульгарно-коммунистического способа производства, а потому были заведомо обречены на неудачу. Дело в том, что положительный эффект могут дать лишь шаги, не противоречащие существующему способу производства, не нарушающие принципов его функционирования. Действия, не логичные для экономической системы, будут только расстраивать отлаженный механизм ее функционирования и вследствие этого активно отторгаться ею.

Косыгинскую реформу погубило отнюдь не сопротивление бюрократической системы. Как показано в одной из предыдущих глав, жесткая опека и мелочная регламентация всех сторон деятельности предприятия в рамках административно-командной системы управления народным хозяйством являлись объективной необходимостью для централизованной плановой экономики. Поэтому в лице бюрократического монстра косыгинской реформе противостоял сам вульгарно-коммунистический способ производства. Именно это обстоятельство объясняет ту неимоверную силу, с которой отечественная экономика неизменно отторгала все полурыночные новшества, в том числе и хозрасчет.

Перевод предприятий на полный хозяйственный расчет — идефикс советской экономической теории. Эту задачу ставил еще Ленин, пытался осуществить Косыгин, в период перестройки для ее решения приняли специальный закон о государственном предприятии, но она так и осталась невыполненной. Причина в том, что в условиях плановой централизованной экономики предприятия в принципе не могли превратиться в полностью самостоятельные хозяйственные единицы. Такое возможно только при рыночной экономике, когда рынок (в необходимой степени регулируемый государством) устанавливает реальные, а не фиктивные цены на товары, заставляет предприятия действовать в условиях конкуренции и в конечном итоге дает оценку их деятельности как независимых производителей. Но развитие по этому пути требовало реформирования отношений собственности, отказа от идеи исключительного базирования социалистического производства на общенародной форме собственности. Для организации подлинного хозрасчета был необходим перевод предприятий для начала хотя бы на арендные отношения с государством.

Экономическая реформа, начатая в 1965 г., ориентировала предприятия на увеличение прибыли, то есть на рост производства продукции в денежном исчислении. Однако она не устранила один из главных пороков советской экономической системы — отсутствие действенного механизма согласования интересов общества и отдельного предприятия. В погоне за увеличением нового директивного показателя — прибыли производители стремились любым способом повысить себестоимость и цену своей продукции. Предприятиям было выгодно увеличивать материалоемкость производства и сокращать, вопреки общественным потребностям, выпуск дешевой продукции. Вследствие всевозможных “накруток” цен рост прибыли намного опережал реальное увеличение производства и производительности труда. В результате, поскольку на предприятиях объемы фондов материального стимулирования напрямую зависели от размера прибыли, произошел резкий скачок разбалансированносги денежных доходов населения и их материального покрытия. Таким образом, реформа 1965 г. способствовала обострению проблемы дефицита потребительских товаров [140а].

Косыгинская реформа была направлена на внедрение в экономику рыночных механизмов, но не предусматривала при этом коренного преобразования отношений собственности, только и способного изменить антирыночную направленность советской экономической системы. Поэтому она останется в истории очередным примером несоответствия применяемых средств поставленной цели.

Реформы А.Н. Косыгина могли дать только временный и частный эффект, но в конечном итоге они были обречены на неудачу. Вместе с тем, поскольку объективная необходимость реформирования советской экономики сохранялась, были неизбежны новые попытки преобразований и появление новых реформаторов.

Однако общей бедой всех советских реформаторов было отсутствие понимания истинных причин негативных явлений в экономике, которые они собирались устранять. Они пытались лечить внешние симптомы болезни — снижение темпов развитая народного хозяйства, невосприимчивость его к научно-техническому прогрессу, хроническое отставание сельского хозяйства и т. п., не понимая, что фундаментальной причиной всех наших бед является неадекватность вульгарно-коммунистических производственных отношений производительным силам советского общества.

К сожалению, и следующий наш руководитель, взявшийся проводить реформы, Горбачев, полностью соответствовал этой характеристике. Перестройка потому закончилась неудачей, что не имела теоретического обоснования и научно разработанной концепции.

В основе того всеохватывающего кризиса советского общества, к которому в итоге привела перестройка, лежал кризис коммунистической идеологии. Гласность открыла возможность общественного обсуждения ранее запретных тем. В результате были поставлены под сомнение и даже опровергнуты казалось бы незыблемые принципы вульгаризованного марксизма. Очень быстро подтвердилась правота Ю. В. Андропова: мы не знали общества, в котором жили. На партийных съездах и в печати разгорелись жаркие, бескомпромиссные споры по многочисленным проблемам частного характера. Вместе с тем перед наукой и обществом не был поставлен главный вопрос: что собой представляет социализм и на каких экономических принципах он должен базироваться? Научно обоснованный ответ на этот основополагающий вопрос позволил бы автоматически найти решения большинства частных проблем. Вместо этого генсек “авангардной” партии пытался определить понятие “социализм” путем навешивания на него гирлянды прилагательных типа “демократический”, “гуманный” и в конце концов обнаружил “социализм” в Швеции. КПСС так и не сумела выдвинуть социалистическую альтернативу дальнейшего развития нашего общества и закономерно потерпела историческое поражение от сторонников реставрации капитализма.