Эти строки, очень для Гомолицкого характерные, находим в его последней поэме «Сотом вечности».

Третий участник сборника молодой поэт Георгий Клингер. По-видимому, что сказать для него важнее, чем – как сказать, и это располагает в его пользу; найдя свое, нетрудно найти свои слова. Можно предположить, что 1-ый блоковский том – его настольная книга. <...> 497

Вскоре в издательстве вышел и «Северный берег» самого Иваска – первая его книга 498 . Ею география «Зарубежья» переступала границы Польши. В тот момент деятельность издательства была отмечена и в Париже. Включив в свой обзор книгу Иваска, но полностью обойдя молчанием Клингера, Г.В. Адамович по поводу Гомолицкого и Кондратьева в тройственном сборнике писал:

<...> Л. Гомолицкий – как и Юрий Иваск,– пишет в «высоком стиле». Но это приводит его к десятипудовой выспренности, в сравнении с которой Тредьяковский – мотылек, газель, серебристое журчание ручейка! Тредьяковский, кстати сказать, тревожит его воображение, свидетельств чему довольно много. Например:

или:

Не следует думать, что «Сотом вечности» Гомолицкого – поэма юмористическая. Нет, это произведение сверх-серьезное, – философское, идейное, метафизическое, нравственно-религиозное. Автор – не дебютант в литературе. Принужден сознаться, что для меня остается тайной, чего он от поэзии хочет, куда свою поэзию ведет. Архаизмы Гомолицкого, конечно, не простая прихоть и не кокетство. Это нечто вроде «вызова эпохе». Но если вызов сделан без фиглярства,– а в этом сомнений нет,– что за ним? Отказ от вcякой попытки очистить то, что, по-видимому, представляется отвратительным, уклонение от борьбы и действия, отступление в прошлое без разбора, в слепой уверенности, что прошлое лучше настоящего? Ответ не ясен. Каждый пишущий,– если только он не совсем автомат,– смутно спрашивает себя хоть раз в жизни: что я пишу, зачем, для кого, с какими общими надеждами? Интересно было бы знать настроения и догадки Гомолицкого, если не в литературном, то хотя бы в психологическом «разрезе».

Рядом с «Сотом вечности» в сборнике «Священная лира» помещена и искусная, стройная и сладкогласная – с откликами из Владимира Соловьева – поэма А. Кондратьева «Вертоград небесный». Имя автора давно знакомо – еще со времен «Весов» и «Скорпиона» 499 .

Доброжелательно об обоих дебютантах отозвался Ходасевич:

Юрий Иваск и Георгий Клингер дебютируют небольшими книжечками, изящно изданными варшавским издательством «Священная лира». Одаренность чувствуется в обоих. Иваск («Северный берег»), в своих исканиях исходящий из Державина и Баратынского, располагает к себе смелостью, молодым задором, не всегда, по правде сказать, оправданным; Клингер, автор «Небесного плуга», ставит себе задачи более скромные, но разрешает их очень умело и изящно. И тому, и другому хочется пожелать дальнейших успехов 500 .

О всех вышедших книжках «Священной Лиры» А.Л. Бем высказался разом, в специальной статье 501 , присланной немедленно после появления Притч – последней стихотворной книжки Гомолицкого, выпущенной перед войной 502 . Вышли Притчи литографическим изданием особо, без марки «Священная Лира». Полагая, что это выдавало готовность поэта «перерасти» так и не оформившуюся «группу», Бем поспешил и последнюю новинку включить в свой обзор. Начал он свою статью с обвинения, брошенного эмигрантской поэзии в том, что та «робка в своих исканиях», изменяя тем самым духу формального экспериментаторства, внесенного в литературу символизмом, и в том, что курс на «простоту выражения» обернулся гонениями против содержания более сложного и глубокого, чем интимно-личные излияния. Статья приветствовала новое издательство и работу Гомолицкого как «выступление, идущее вразрез с господствующим течением». При этом она отмечала «перегиб» в сторону эксперимента в последних произведениях поэта, видя в них проявление и его личного кризиса, и общего кризиса эмигрантской поэзии. Основательно, лучше кого-нибудь другого знавший творчество Гомолицкого в целом, А.Л.Бем в этом развернутом и оказавшемся «итоговым» отзыве допускал возможность возвращения поэта вскоре «на органический путь своего развития».

Юрию Иваску, у которого «нет столь выраженных формальных исканий», Бем поставил в упрек «большую поэтическую восприимчивость, создающую впечатление разностильности от его творчества», но одобрительно отозвался о «безбоязненном вплетении тем современности» в его поэзию. По поводу «Строф» Чегринцевой (вышедших в апреле 1938) он вступил в полемику с Адамовичем, не сумевшим скрыть в своем отзыве раздражения из-за нарушения ею принятых в критике табу, и подчеркнул «особое место» ее в эмигрантской поэзии. Более спорным («на первый взгляд») он признал включение в серию «Священной Лиры» стихов Кондратьева и Клингера, у которых «никакого новаторства и искания нет». Но и оба они нарушают «хороший тон» современной поэзии: в отличие от разработки религиозной темы в книжке монахини Марии, у них «религиозное начало входит в поэтическую ткань стихов».

С появлением тройственного сборника «Священной Лиры» в сентябре 1937 г. совпал выход Антологии русской поэзии в Польше 503 . Гомолицкий выступил со статьей 504 , написанной в форме интервью с ним мнимого журналиста 505 , в которой рассказал об обстоятельствах работы над книгой. В статье было сообщено, что Гомолицкий «вчерне» давно уже готовил – «в ее исторической части» – такую антологию. Подразумевался при этом первый раздел книги, отведенный существовавшим в Варшаве русским литературным организациям – «Таверна поэтов» (1921-1925), «Литературное Содружество» (1929-1935) и, наконец, «Священная Лира». Остальные из представленных в книге 35 авторов сгруппированы были во втором разделе по месту проживания (Варшава, Вильно и др.). Такая композиция делала более заметной только что основанную Гомолицким «группу» и выводила ее участников из «регионального» контекста, определившего собой вторую часть сборника 506 . Статья поведала также о нежелании виленского «Содружества поэтов» принять участие в издании 507 . В конце своего «интервью» Гомолицкий рассказал и о другом осложнившем выпуск книги моменте:

– Не обошлось при собирании материалов и без странностей. Два поэта прислали письмо с требованием не помещать их стихотворений в антологию. Это – В.С. Чихачев и С. Барт. Последний объяснил свой отказ «опасением» нарушить своими стихами «литературную однопланность» (?!) сборника. Видимо, оба автора считают ниже своего достоинства фигурировать в антологии русской поэзии в Польше.

Уведомление об отказе этих двух поэтов участвовать в Антологии было напечатано и в самой книге. Странной особенностью антологии было и то, что в ней не только не был упомянут Семен Витязевский, издатель Сборника русских поэтов в Польше (1930), но и вообще начисто выпал Острог и литературная группа «Четки». В новую концепцию истории литературы русского Зарубежья, складывавшуюся у Гомолицкого, они не вписывались 508 .