У меня мурашки побежали по коже.

— В самом деле?

— А ты думаешь, это дешевый розыгрыш?

— Боюсь, нет. Мне кажется, ты абсолютно серьезен.

— Точно, приятель, — подтвердил Мори. Он сбавил скорость и включил поворотник. — Я остановлюсь вон там, видишь вывеску «У Томми: Отличные итальянские обеды и легкое пиво».

— Ну, и дальше? Что ты имеешь в виду под демонстрацией?

— Мы просто распакуем его, он войдет с нами в закусочную, закажет пиво и цыпленка. Вот что я имею в виду под демонстрацией.

Мори припарковал свой «ягуар» и открыл заднюю дверцу. Он зашуршал газетами, и довольно скоро нашим глазам предстал пожилой джентльмен в старомодной одежде. Лицо его украшала седая борода, глаза были закрыты, руки скрещены на груди.

— Вот увидишь, насколько он будет убедителен, когда закажет себе пиццу, — пробормотал Мори и защелкал какими–то переключателями на спине робота. Мгновенно лицо джентльмена приняло замкнутое, сердитое выражение, и он проворчал:

— Будьте любезны убрать свои руки от меня, мой друг.

Мори торжествующе ухмыльнулся:

— Ты видел это?

Тем временем робот медленно сел и начал тщательно отряхиваться. Он сохранял строгий и злобный вид, как будто мы и впрямь причинили ему какой–то вред. Возможно, этот джентльмен подозревал, что мы оглушили и силой захватили его, и вот он только–только пришел в себя. Я начинал верить, что ему удастся одурачить кассира в «Отличных обедах у Томми». А еще мне стало ясно: Мори все просчитал заранее. Если б я не видел собственными плазами, как эта штука ожила, то вполне мог бы купиться. Пожалуй, решил бы, что передо мной просто патриархального вида джентльмен, приводящий в порядок одежду и потрясающий при этом своей раздвоенной бородой с выражением праведного гнева.

Так, ясно, — медленно произнес я.

Мори распахнул заднюю дверцу, и Эдвин М. Стэнтон с достоинством вышел из машины.

— У него деньги–то есть? — поинтересовался я.

— Ну конечно, — возмутился мой компаньон. — И давай без глупых вопросов, ладно? Поверь, все очень серьезно. Может, серьезнее, чем когда–либо.

Шурша по гравиевой дорожке, мы отправились в ресторанчик. Мори вполголоса развивал свою мысль:

— Это дело открывает блестящее будущее для нас. И, кстати, шикарные экономические перспективы для всей Америки.

В ресторане мы заказали пиццу, но она оказалось подгоревшей, и Эдвин М. Стэнтон закатил скандал, размахивая кулаком перед носом у хозяина заведения. В конце концов мы все же оплатили счет и удалились.

Я взглянул на часы — прошел уже час, как мы должны были прибыть на Фабрику Розена. Меня вообще одолевали сомнения, что мы попадем туда сегодня. Мори почувствовал мою нервозность.

— Не переживай, дружище, — успокоил он меня, заводя машину. — С этим новомодным твердым топливом для ракет я смогу выжать из моей крошки все 200 миль.

— Я бы посоветовал не рисковать понапрасну, — раздался ворчливый голос Эдвина М. Стэнтона. — Разумеется, если безусловный выигрыш не перевешивает риск.

— Кто бы спорил, — откликнулся Мори.

«Фабрика Розена по производству пианино и электроорганов» (формально она именовалась заводом) вряд ли являлась достопримечательностью города Бойсе. С виду — это плоское одноэтажное здание, смахивающее на пирог в один слой, с собственной парковкой. Вывеска — с тяжелыми пластиковыми буквами и подсветкой — выглядит очень современно, зато окон немного, только в офисе.

Когда мы подъехали, уже совсем стемнело, и фабрика была закрыта. Пришлось ехать дальше, в жилой район.

— Как вам здесь нравится? — спросил мой компаньон у Эдвина М. Стэнтона.

Робот, всю дорогу сидевший очень прямо на заднем сидении, немедленно откликнулся:

— Не назовешь приятным местом. Я нахожу довольно безвкусным жить здесь.

— Послушайте, вы! — возмутился я. — Моя семья живет здесь, неподалеку, и я бы попросил…

Я и в самом деле разозлился, услышав, как эта фальшивка критикует настоящих людей, тем более — моего замечательного отца. Я уж не говорю о моем брате, Честере Розене! Среди радиационных мутантов можно было по пальцам пересчитать тех, кто, подобно ему, достиг чего–то в производстве пианино и электроорганов. «Особорожденные» — вот как их называют! Подняться столь высоко при нынешних предрассудках и дискриминации… Ни для кого не секрет, что университет, а следовательно, и большинство приличных профессий для них закрыты.

Честер, Честер… Нашу семью всегда безумно расстраивало, что глаза у него расположены под носом, а рот — как раз там, где полагается быть глазам. Но в этом виноват не он, а те, кто испытывал водородную бомбу в 50–60–х годах. Именно из–за них страдает сегодня Честер и подобные ему. Помню, ребенком я зачитывался книгами о врожденных дефектах — тогда, пару десятилетий назад, эта тема многих волновала. Так вот, там описывались такие случаи, по сравнению с которыми наш Честер — почти нормальный человек. Хуже всего были истории про младенцев, которые просто распадались во чреве, а потом рождались по кусочкам: челюсть, рука, пригоршня зубов, пальцы. Как те пластмассовые детальки, из которых ребятишки склеивают модели самолетов. Беда только в том, что этих несчастных эмбрионов уже было не собрать воедино. Во всем мире не сыскать такого клея, который позволил бы их снова склеить. Лично меня подобные статьи неизменно вгоняли в длительную депрессию.