Шрифт:
Мысли ее снова вернулись к событиям последних дней. Она раздевалась по дороге в ванную, роняя вещи на пол. Долго стояла под душем с закрытыми глазами. Обида, недоумение, стыд оттого, что ее обманули зачем-то… подло воспользовавшись ее беспомощным состоянием. Отобрали ее жизнь и подсунули взамен другую. Она вспомнила, как Андрей избегал ее вначале, как она пыталась угодить ему, готовила завтраки… Вероника застонала. Лицо горело, как будто ей надавали пощечин. Зачем он это сделал? Зачем он выдал ее за убитую жену? Оглио задал ей тот же вопрос – зачем Андрей это сделал? На что он рассчитывал?
– Подумайте, Валерия, – сказал Оглио, – вы ведь неглупый человек, зачем?
Это имело смысл лишь в одном случае – если он убил жену и собирался убить ее, Веронику, тоже. Для всех его жена умерла бы не шестнадцатого октября, а спустя месяц, находять в депрессии. И никто бы никогда не узнал, что в могиле Валерии Павловны лежит другая женщина – Вероника Сергеевна Сторожева. Для всех, кто знал Веронику, она просто исчезла бы. И никто бы не стал ее искать. Разве только Петюша. Она исчезла бы без следа. Мало ли людей исчезает каждый день? Она закрыла лицо руками и заплакала.
Даже те двое в тамбуре, что рвали сумку у нее из рук, а потом, испугавшись, столкнули ее в холодную страшную дыру под колеса, были менее виновны. Андрей убийца, они же – всего-навсего одуревшие от водки хулиганы…
Вечером прибежал Петруша-Петюша, Петр Адамович Вижук, старинный приятель Вероники. Всякий, кто сталкивался с Петром Адамовичем, испытывал сильное желание ударить его по голове тяжелым и тупым предметом уже через пять минут после знакомства. При этом глубоко его уважая. Друзья звали его Петюшей, и был он действительно замечательным человеком, бессребреником, готовым снять с себя последнюю рубашку на нужды человечества. А также лидером местной партии «зеленых», преданным делу борьбы за здоровую окружающую среду и вдобавок вегетарианцем. Жена Петюши бросила его через месяц после свадьбы, что никого не удивило. Удивительным было то, что она вообще согласилась выйти за него. С тех пор – уже около десяти лет – Петюша холост и безнадежно влюблен в Веронику, соратницу по партии.
Петюша близорук. За колесами толстых линз прячутся беспомощные, детской голубизны глаза. Негустые волосы растрепаны, движения слегка нескоординированны. Петюша искрится и пенится энергией, как и полагается лидеру партии, его распирает от идей экологического характера, рот у него не закрывается. Наперекор нелепой внешности, он хороший оратор. У него приятный тенор. Враги, правда, считают, что это фальцет.
Беда Петюши в том, что он постоянно мельтешит. Руками, туловищем, ногами. Пританцовывает, прядает головой, мечется, натыкаясь на мебель, как большая испуганная птица, и при этом не перестает говорить. За короткое время он доводит присутствующих до нервного срыва.
Петюша ворвался в прихожую, как ураган, схватил Веронику за руки, притянул к себе. При этом они стукнулись лбами.
– Верочка! – восклицал он. – Как я рад! Ты ни разу не позвонила! Как отдых? У нас намечается пикет в защиту Марьиной Рощи, в воскресенье, я счастлив, что ты вернулась! Марьина Роща, как тебе известно, последний оплот экологически чистого пространства у нас в городе! Мы не позволим олигархам строить там коттеджи! Мы поднимем народ! Мы…
– Петюша, хочешь кофе? – спросила Вероника, осторожно выбираясь из его объятий.
– Кофе? А… да, хорошо, – согласился Петюша. – Только я сам! – Он схватил ее за руку и потащил на кухню. Подтолкнул к табуретке. Приказал: – Сядь! Я сам!
Сцена приготовления кофе повторялась всякий раз, когда Петюша приходил в гости, а приходил он часто.
– Сиди! – вскрикивал Петюша. – А где кофе? – Он щурил близорукие глаза.
– На верхней полке, – отвечала Вероника, смирившись.
Петюша распахивал дверцу серванта, при этом ударял себя по лбу и начинал поиски кофе.
– Где? – снова спрашивал он через минуту. Вероника поднималась с табуретки, но Петюша, метнувшись от серванта, усаживал ее обратно, крича: – Сиди! Я сам!
После чего начинал ронять на пол всякие баночки, коробочки, ложки и чашки. Делал он это из лучших побуждений, но руки чесались приложить его как следует и вытолкать из кухни.
На сей раз Вероника сидела поникшая и печальная, и Петюша наконец обратил внимание на странную безучастность девушки.
– Верочка, что с тобой? Ты изменилась! – спросил он и некоторое время присматривался к ней. – Твои волосы? – в ужасе сообразил Петюша. – Что ты сделала со своими волосами? Ты постриглась?
Петюша был консервативен и боролся за здоровый образ жизни. «Прекрасно все, что естественно», – любил повторять он. Была б его воля, девушки перестали бы носить шорты и красить лицо.
– Твои прекрасные волосы! – трагически воскликнул Петюша, застыв посреди кухни с кофейником в руках. – Зачем? И покрасилась! Сиди! – Он заметил, что она собирается встать с табуретки. – Я сам!
Минут через десять Петюша поставил перед Вероникой чашку плохо сваренного кофе. Доставая сахарницу, он рассыпал по полу песок и принялся с хрустом давить его ботинками. Кухня выглядела так, словно по ней пронесся ураган. Дверцы серванта были открыты, и Петюша поминутно стукался о них головой. Усевшись с видом победителя на другую табуретку, он проговорил: