Шрифт:
Но Алексей отстранился; что-то холодное и суровое было в его глазах, и, посмеиваясь, продолжал он свой рассказ:
— Этот попович прямо ископаемое какое-то. Он напился потом, стал читать нам свои экспромты, к несчастью, непечатные. Удивительный тип. Да, один можно прочесть. Опять в честь Грифошки, вот собачий поэт:
Это — золото, не пес; Он ужасно зол от уха. У него ведь в ухе чёс Оттого, что золотуха!— Фу ты, какая глупость! — смеялась Мария Петровна.
Шура блестящими глазами следила за каждым движением Алексея.
Томительно проходил день для Кости. Шура пела. Потом Алексей у камина читал ей и Марии Петровне Мопассана{241} по-французски. Прислушиваясь к мягкому, слегка картавому выговору, Костя ходил по кабинету, смотрел то на Алексея, закинувшего ногу за ногу, то на Шуру, сидевшую нагнувшись к коленям матери и неподвижными, немигающими глазами уставившуюся на Алексея, изредка дотрагивался до кармана, нащупывая письмо, и становилось грустно и страшно ему.
В сумерках, ходя по зале, долго и тихо о чем-то говорили Шура и Алексей, а Костя прислушивался к их шагам, сидя в кабинете с книгой в руках, не перелистывая страницы, не разбирая в темноте строк, но не властный встать, сделать хоть малейшее движение.
Сейчас же после обеда все разошлись. Шура ушла в свою комнату. Мария Петровна в спальню. Андрей Павлович писал и щелкал на счетах в кабинете. Костя сел со своей книгой к столу в гостиной, за которым мисс Нелли вязала. Алексей долго ходил по темному, освещенному камином залу, насвистывая из Фра-Диаволо.{242} Потом он постоял, прислонившись к косяку в дверях гостиной, кинул несколько шутливых слов мисс Нелли и пошел по коридору.
Костя слышал, как он постучал в дверь Шуры: «Можно?»
Только стучали спицы мисс Нелли, тикали часы и где-то хлопала оторванная ставня.
Наконец вышла заспанная Мария Петровна.
— Куда же все разбежались? — спросила она. — Пойдем, Костик, искать пропавших.
Костя пошел за ней. Сильно билось сердце, и ноги дрожали.
— Шура! — закричала Мария Петровна. — Шура, куда ты забилась? — и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.
Мария Петровна ничего не заметила. В комнате была полутемнота от густого розового колпака на лампе. Но зоркий и ревнивый взор Кости заметил и то, что слишком преувеличенно далеко, на разных концах дивана сидели Шура и Алексей, и то, что слишком быстро вскочила Шурочка и бросилась матери на шею, слишком весело заговорил Алексей.
— А мы здесь план обсуждаем, как рядиться.
— Ну, что ж, вот и отлично, — сказала Мария Петровна.
— Ты, Шурочка, Нимфой.
— А я козой, — запищал Алексей.
— Что это у тебя, какая-то перестановка, — спросила Мария Петровна, оглядывая комнату.
Костя заметил, как вдруг покраснела Шурочка и сбивчиво отвечала:
— Так удобнее. Я уж давно, как приехала, переставила туалет от той двери, а то мне тут темно.
— Ну, а теперь дуть будет. Изволь на место поставить. Терпеть этого не могу.
— Хорошо, я завтра скажу Василию, — заминаясь, промолвила Шура.
К вечеру у Шурочки разболелась голова, и она не вышла ужинать. Ужин прошел быстро. Все казались уставшими. Алексей ушел к себе первым. Костя медлил, будто чего-то ужасного страшась. Зевая, ушел спать Андрей Павлович. Мария Петровна, забрав газеты, удалилась за ним. Неутомимая мисс Нелли еще щелкала своими спицами, но через полчаса тоже сложила работу и, пожелав спокойных и радостных снов, ушла, туша лампы. Костя волей-неволей должен был уйти. У Алексея было темно и тихо. Костя разделся, потушил огонь и лег, но, не закрывая глаз, слушал.
Так в темноте он пролежал час или даже два. Все было тихо, только полы трещали в зале, да мыши изредка скреблись и пищали. Вдруг тихий, но явственный шорох услышал он в комнате Алексея. Костя приподнялся, ужас охватил его. Еще сам не зная, что он сделает сейчас, Костя вскочил с постели и подбежал к двери.
— Алексей, ты спишь? — хрипло зашептал он.
Никто не ответил, но какое-то движение уловило чуткое ухо Кости. Тогда, не помня, не понимая того, что он делает, Костя постучал в дверь и громко, раздельно сказал:
— Алексей, у меня письмо, которое пришло сегодня. Возьми его.
Дверь распахнулась.
Алексей со свечой в руках стоял на пороге. Он был одет, только без сапог.
— Где?
Беззвучно спросил Алексей:
— Где письмо?
Костя дрожащими руками вытащил из-под подушки розовый мятый конверт и, сев на кровать, тупо смотрел, как, облокотясь на стол, долго читал Алексей тоненький листик, исписанный неровными крупными строчками.
Заглушенная музыка и гул общей залы едва долетали до увешанного мягкими коврами дорогого кабинета у «Медведя».{243} Лакеи убирали уже тарелки, оставив лишь вино и фрукты. Алексей в расстегнутом мундире сидел на полу у кресла, на котором сидела дама. Та опустила руку в кольцах и тихо гладила волосы Алексея, повторяя: