Шрифт:
Гоша счастливо просиял. Безволосое, как у ребенка, лицо его покрылось мелкими морщинками. И без того небольшие глазки превратились в совсем маленькие щелочки.
Курочкин задумчиво рассматривал своего будущего партнера.
— Гоша песочные пирожные очень любит, — пояснил ему главврач.
— А конфетку? — радостно спросил в это время неуемный Гоша.
— И конфетку тоже дадут, — нахмурился Харкевич. — Как, дадите ему конфетку, Ефим Валерьевич?
— Без вопросов, — ответил тот.
— Шоколадную? — живо полюбопытствовал Гоша.
— Обязательно, — кивнул Курочкин.
Вся эта затея внезапно стала казаться ему весьма сомнительной.
Подумав, он поманил к себе Харкевича.
— А у тебя другого нет? — шепнул он ему на ухо.
— Этот самый спокойный, — так же тихо ответил главврач. — Да ты не волнуйся, он безобидный. Мы ему еще перед уходом транквилизаторов вкатим на всякий случай. Так что будет совсем тихий. Тебе когда надо?
— Еще не знаю, — вздохнул Ефим Валерьевич, поглядывая на Гошу.
Тот, казалось, удовлетворился ответами и теперь сидел в радостном предвкушении обещанного пирожного с конфеткой.
— Гоша, ты будешь хорошо себя вести? — тоном воспитателя детского сада спросил Харкевич.
— Гоша хороший! — охотно подтвердил тот. И, очевидно, для убедительности повторил: — Очень хороший!
Харкевич повернулся к Курочкину, слегка нагнул голову и развел руки в стороны, как бы говоря: ну вот видишь, что и требовалось доказать!
Снова возникла пауза.
Главврач сел в свое кресло, несколько нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
— Может, хотите какие-то вопросы друг дружке задать? — спросил он. — Ефим Валерьевич?
Курочкин молча покачал головой. Спрашивать Гошу ему было решительно не о чем.
— А ты, Гоша? Хочешь о чем-то спросить?
Гоша заморгал, всячески демонстрируя, что да, хочет, но при этом чего-то мялся, жевал губами.
— Давай, давай, не стесняйся! — поддержал его Харкевич. — Ефим Валерьевич мой друг, хороший человек, обижать тебя не будет.
— А мороженое тоже дадут? — наконец застенчиво поинтересовался Гоша.
При этом большой рот его широко открылся, и оттуда потянулась ниточка слюны.
Харкевич спокойно взял салфетку из специального картонного ящичка, вытер Гоше рот.
— Ты же знаешь, мороженого тебе нельзя, — строго заметил он.
Лицо Гоши неожиданно опять все сморщилось, большой рот искривился, и оттуда раздался какой-то жалобный, почти птичий писк.
— Ну хорошо, хорошо, — не без раздражения отреагировал Харкевич. — Успокойся. Иногда можно будет сделать исключение. Если будешь во всем слушаться Ефима Валерьевича, то, может быть, и мороженое тебе дадут.
И он выразительно посмотрел на Курочкина.
— Никаких проблем, — без всякого энтузиазма откликнулся тот. — Купим мороженое.
Гошино лицо моментально разгладилось, взгляд снова стал безмятежным и чистым.
— А какое? — деловито спросил он.
Ефим Валерьевич почувствовал, что с него хватит. Идея с дебилом совершенно очевидно себя не оправдывала.
Дурацкая была идея, если вдуматься.
Он взглянул на часы, встал.
— Надо бежать, — произнес озабоченно. — А то опоздаю. Спасибо, Олег!
— Так ты что решил? — шепнул Харкевич.
Ефим Валерьевич пожал плечами. Не хотелось обижать приятеля.
— Я тебе позвоню, — сказал он и сделал шаг к двери.
— Ты уходишь? — удивился Гоша.
— Ухожу, — кивнул Курочкин. — Мне пора.
— А какое мороженое? — настойчиво спросил Гоша.
Мысль, несмотря ни на что, он держал четко.
— Шоколадное! — нервно произнес Ефим Валерьевич. И поскольку Гоша опять открыл рот, то он, предупреждая очередной вопрос, поспешно выпалил: — В вафельном стаканчике!
После чего он быстро вышел из кабинета.
28. Могила
Этой ночью им повезло. Ночь оказалась лунная, светлая, можно было работать без фонариков.
Дождь кончился еще днем, и даже ветер, не прекращавшийся всю неделю, несколько поутих. Влажная земля поддавалась легко, поэтому могилу они разрыли достаточно быстро.
Работали двое — Фархад и Леха. Семен Игоревич стоял поодаль, терпеливо ждал. В руках держал спортивную сумку «Адидас».