— Да. Вы предлагали ей немедленно уехать с вами.

— Так вы пришли передать мне, что она согласна?

— Нет, — резко сказал Арман. — Как вы могли подумать, что Рейни согласится на подобное?

— На подобное? — эхом откликнулся Клиффорд и неприятно рассмеялся. — Мой дорогой де Руж, ваша сентиментальность мешает вам реально смотреть на вещи. Вы видите предосудительное там, где этого нет. Неужели французы так высокоморальны?

— Рейни не желает бросать ради вас семью. Кстати, вчерашний инцидент дорого обошелся графине. Она едва не умерла. У нее был удар. Она и сейчас очень слаба…

— Боже правый, какая жалость… — пробормотал Клиффорд.

Однако в его мозгу, словно змея, тут же мелькнула мысль: а что, если старуха долго не протянет? Тогда Рейни получит наследство, не став совершеннолетней.

— Печально, печально… — протянул он, пристально глядя на Армана. — Но если Рейни не желает ехать со мной, то каковы ее намерения, позвольте узнать?

— Она вернется в Лондон, но окончательно решение примет, когда ей исполнится двадцать один год.

Клиффорд оживился. Притворяться было ни к чему.

— Если она думает, что я буду бегать за ней и надеяться, что она останется ко мне благосклонна, то очень ошибается! Она не единственная на свете, разве нет?

Воцарилось молчание.

За соседним столиком смеялись мужчина и женщина. Подошел одетый в белое официант и поинтересовался, не желают ли господа еще кофе. Из дверей шикарного отеля вышли две девушки в умопомрачительных пляжных нарядах и огромных соломенных шляпах. Они уселись в огромный сверкающий лимузин и отчалили.

Это было вполне обычное летнее утро в Каннах. Клиффорд обожал эту жизнь, а Арман был к ней равнодушен. Арман предпочитал тишину и уединение гористой местности вблизи Канн. Сегодняшнее утро казалось ему таким же отвратительным, как и физиономия его визави. Боже правый, как она могла полюбить такого человека? Она — такая умница, такая чувствительная ко всему высокому, — и вдруг влюбилась в этого грубого, развязного мужика, у которого нет ничего святого. Арман решил, что его внешние данные — красота и животная сила — ослепили Рейни, как ослепили бы любую другую девушку.

— Монсеньор Калвер, мы с вами никогда не поймем друг друга, — начал Арман на безукоризненном английском. — Что касается меня, то я считаю, такой девушки, как Рейни, не сыскать в целом мире. Ее счастье для меня превыше всего, и, если ей угрожает опасность, я готов отдать жизнь, чтобы защитить ее. Прошлым вечером она предлагала выйти за меня замуж, несмотря на то, что по-прежнему любит вас. Но я не согласился… И я готов уступить дорогу, если буду уверен, что вы достойны ее… Но мне сдается, что вы не тот человек… Впрочем, если вы готовы забыть о других девушках, меня это вполне устроит.

Клиффорд в раздражении дернул себя за мочку уха. Снова этот француз напоминал ему о его ничтожестве, а это Клиффорда бесило. Покраснев, как вареный рак, он ответил:

— Ты дьявольски благороден, милый де Руж. Но все-таки я не сомневаюсь, мы с Рейни придем к обоюдному согласию…

— Вы ведь не станете уговаривать ее уехать с вами без разрешения ее родных? — начал Арман. — Впрочем, она и не уедет…

— Если ты не будешь путаться под ногами, — проворчал Клиффорд, — я прекрасно обтяпаю свои дела!

Арман побелел.

— Это и мои дела! Можете считать меня ее братом!

— Даже если бы ты, и правда, был ее братом, — заметил Клиффорд, — я все равно спрашивал бы разрешения не у тебя, а у нее.

— И тем не менее вы не сможете уйти от ответа. Я хочу знать, порвали ли вы с мадемуазель Лилиан или она у вас — запасной вариант?

Клиффорд встал.

— Послушай… — в ярости пробормотал он. — Ты что, забыл, что случилось в прошлый раз? Лучше не выводи меня из себя!

Арман тоже поднялся и холодно оглядел этого разъяренного атлета.

— Я ничего не забываю, монсеньор. Вы тренированный боксер, но я предлагаю вам сразиться на шпагах.

Клиффорд расхохотался, но все же подумал: «Этот французишка — храбрец! Кажется, он с удовольствием проткнул бы меня, если бы ему представилась такая возможность. Но я не дам ему шанса…»

— Ну так как же, монсеньор? — повторил Арман.

— Все это зашло слишком далеко, — сказал Клиффорд, — и становится нелепым. Я признаю, что тогда, в Лондоне, мне не следовало поднимать на тебя руку. Будем считать это недоразумением. Давай условимся: ты не будешь совать нас в мои дела, а я обещаю, что со мной Рейни будет счастлива. Ты доволен?