В сороковые годы XIX века П.С. Садовников увеличил протяженность «царства винограда, персиковых и абрикосовых деревьев» до 38 саженей.

Западная часть английского парка в Марьино традиционно отводится для хозяйства, другое дело, как это хозяйство выглядело. Уже в 1813–1814 годах здесь появилась настоящая оранжерея, где произрастали «цветы летние и рассада». Тут же был огород.

Разумеется, в Марьино возвели дом для лесничего. Занимавший его А.Е. Теплоухов, герой многочисленных научных исследований и литературных сочинений, являлся самой заметной фигурой в имении среди служащих, поскольку лес находился в центре внимания графини Софьи Владимировны. Эффектная постройка в «русском стиле» располагалась на Церковном проспекте. Название другого сооружения, также представлявшего собой нечто среднее между русской избой и швейцарской хижиной, звучало на французский манер — Шале.

Оранжерея была одним из самых грандиозных сооружений имения

Шале марьинской усадьбы

Как правило, именно так именовался небольшой деревянный дом для пастухов в швейцарских Альпах. Еще в 1819 году Е. Есаков исполнил сепией рисунок швейцарского дома (скопировал?), а П. Шаров (1799–1846), ученик А.Н. Воронихина и будущий красноярский архитектор, тщательно перерисовал его обмеры. В Марьино Шале имело особое назначение — оно служило местом отдохновения и являлось частью игры Строгоновых в сельскую (русскую) жизнь. Шале возведено по проекту архитектора А. Никитина, его мы еще упомянем. И дом лесничего, и Шале находились на значительном расстоянии от главного дома, в тех частях имения, где располагались два новых парка.

Марьинская ферма

Территория к югу от английского парка, в сторону Жаровского озера, как показывает Лукин, первоначально отводилась полям. Впоследствии она превратилась в пейзажный парк, центральную ось которого создавал Средний проспект, а границами служили Церковный и Тарасовский. У Глубокого ручья и Поперечного проспекта, соединявшего все три луча, расположились Ферма, Рижный и Птичий дворы. Проект «Передовой фермы или Скотного двора» И.Ф. Колодин закончил к 15 октября 1816 года. Он напоминает (в общем распределении масс) аналогичное сооружение в Царском Селе, возведенное в те же годы Адамом Менеласом.

Птичий двор

Три здания разной величины должны были сформировать фасад. Центральное из них предусматривало залы для угощения и отдохновения наверху и помещения для овец и коров внизу. Галереи приводили к двум симметричным павильонам. Эти вспомогательные строения, помимо гостиных, имели отделения для птиц. Кроме того, на участке предполагались замыкавшие двор службы — дом скотницы, изба для работников, особое помещение для дойных коров, на территории отводилось и место для выгона скота. По своей архитектуре впоследствии сооруженный отдельно Птичий двор соответствует главному зданию Фермы.

Западнее Церковного проспекта располагались здания Школы земледелия.

Путям сообщения, этому больному месту российской жизни, в Марьине уделили экстраординарное внимание. Уже в тетрадке С.П. Лукина (еще до перечисления всех 13 пунктов «плана») представлен разрез «строгоновской дороги», которая начиналась в деревне Ушаки при съезде с московского шоссе. Чертеж сопровождается следующим комментарием: «Дорога в Тосну вся вымощена, выключая сажень 20 на третьей версте от московской дороги. Дорога в Тосну в теперешнем ее состоянии несравненно лучше большой московской дороги, немного узка, но четыре лошади в ряд и телега разъехаться могут».

В подтверждение представлен рисунок. В нашем распоряжении есть другой, столь же редкий чертеж на нем представлено, как, по мнению одного из марьинских архитекторов, следует поступать с дорогой в разных случаях, если она проходит через сухое или болотистое место. И.Ф. Колодин проектировал необычные верстовые столбы: с часами и т. д.

Впоследствии недовольный деятельностью Лукина и полный желания использовать свои английские познания, князь В.C. Голицын написал «Наставление о переделке и поддержании нового шоссе в Марьине». Он предлагал посадить два ряда деревьев с каждой стороны, канавы сделать более глубокими (вместе с откосами они должны занимать в ширину две сажени), используя систему шотландца Джона Лаудона МакАдама. Для обеспечения мягкого движения булыжный камень разбивался рабочими на графиль (мелкие фрагменты не более шести унций весом или диаметром не более двух дюймов), его утрамбовывали катками.

Лист из тетрадки С.П. Лукина 1813 г.

Это полотно наглядно показывает устройство дороги по системе МакАдама. Именно так делались они и у Строгоновых

Все эти, надо признать, уникальные мероприятия предпринимались не только для поддержания строгоновского первенства во всех начинаниях, но и для того, чтобы заманить в этакую даль — почти семьдесят верст от города — изысканных гостей и так увеличивавших в своем воображении путь из-за плохой московской дороги. В таком духе, в частности, в сердцах высказался наделенный обостренными нервами композитор Михаил Иванович Глинка, приехавший в Марьино в 1828 году со своими приятелями. Как мы узнаем впоследствии, в его представлении путь увеличился в три раза.

Рассказав о многочисленных постройках, следует наконец еще раз сказать, что главной достопримечательностью имения Марьино был… лес, восхищение которым, или, весьма возможно, желание заняться лесным «бизнесом», и привело на берега Тосны графиню Софью Владимировну еще в начале XIX века. Доказательством тому письмо Мокея Зеленского, бурмистра деревни Острецова от 1801 года: «Вследствие прежнего моего предписания, за имеющимися лесными угодьями подтверждаю иметь не усыпное смотрение и никакие крестьянские строения без отношения ко мне с корню рубить отнюдь не позволять, кроме как только на одни дрова для топления крестьянских изб, да и то из мелкого смятничнаго лесу и валежнику и, буди кому по случаю нового заселения на достройку чего-либо совершенно будет нужно, в таком случае, освидетельствуя надобность, доносить ко мне и, получа позволение, давать без малейшего излишества из одного места, а не по всем дачам, но напротив же сего, ежели сверх чаяния по сему твоему смотрению окажется порубка лесу своими крестьянами или посторонними людьми без позволения моего, то во слабость и упущение сего моего тебе приказания, не взирая уже ни на какие оговорки, взыскиваемо будет с тебя, Зеленской, в штраф за каждой срубленный дерева корень по пяти рублей. А ты должен оные на себя возвращать с виновника уже после этого». [244]