— Ты все правильно сделал, — сказал Исаак, когда ощупал горло и шею Беренгера, а потом приложил ухо к его груди и послушал. — Как чувствуете себя, ваше преосвященство?

— Мерзну, — ответил епископ. — Очень мерзну. Руки ледяные, ступни тоже. — Раздраженно повел головой. — Собака напугала мою лошадь, и она сбросила меня в лужу. Я мерзну.

— Давно он бредит? — спросил Исаак, снова осторожно ощупывая его горло.

— Началось еще до обедни, — ответил Хорди. — А сейчас уже, должно быть, близится вечерняя служба.

— Около шести часов, — пробормотал Исаак.

— Иногда он приходит в себя, жалуется на жажду, однако горло у него болит так, что не может глотать.

— Ракель, скажи, что видишь, — попросил ее отец.

— Папа, я вижу опухлость на шее, которую ты ощупывал. Даже при этом свете видно, что лицо у него очень серое, и таким больным я его еще не видела.

— Сыпь, пятна или язвочки, которых я не нащупал?

— Нет, папа.

— Хорошо. Что бы ты дала ему?

— Что-нибудь от жара, тошноты и боли в горле, потом горячего бульона каждые несколько минут, пока он не сможет заснуть.

— Слышал, Хорди? Бульон есть?

— Я скажу, чтобы сюда принесли котелок и поставили на огонь. И, если можно, завернутые в ткань камни для согрева ног.

— Да, конечно. Устрой его как можно удобнее. Ракель, есть здесь на каминной полке чайник с водой?

— Да, папа.

— Тогда сделай настой из большого количества ивовой коры и трав. Как только он остынет, нужно будет ввести ему в рот эту жидкость. Где Юсуф?

— Папа, я это сделаю.

— Да, дорогая моя. Знаю, что сделаешь, но ему нужно находиться здесь. Ему нужно учиться не только мастерству, но и терпению.

Пока Ракель заливала кипятком небольшой пучок трав и отставляла чашу, чтобы вода настоялась и охладилась, Исаак открыл небольшой деревянный ларец с уже приготовленными лекарствами.

— Закончила? — спросил он.

— Да, папа.

— Тогда влей в чашку по столовой ложке вина и воды, — сказал Исаак.

Девушка огляделась. Комнату освещали только одна свеча и огонь в камине. Однако на шкафу она увидела поднос с двумя кувшинами и двумя чашками. Понюхала их. Вино и вода. Налила понемногу того и другого в чашку и принесла к кровати.

— Вот, папа.

— Одну каплю, не больше, в эту смесь, — сказал ее отец, подавая взятую из ларца чашу.

Ракель капнула и взболтала ее, чтобы все смешалось. Взяв из ларца чистый лоскут, окунула его в смесь и провела им по губам пациента. Епископ коснулся его языком и содрогнулся. Девушка окунула лоскут снова и на сей раз выжала немного жидкости в его приоткрытый рот. Беренгер содрогнулся снова. Повторив это четыре раза, поднесла чашу к его губам и пустила ему в рот тоненькую струйку. Он с большим трудом попытался проглотить. Часть жидкости вытекла из уголка рта, Ракель осторожно промокнула ее. Повторила то же самое еще два раза, и чаша опустела.

— Папа, я не знаю, сколько он проглотил, — сказала она.

— Если даже не проглотил ничего, этот экстракт немного ослабит боль в горле, — сказал Исаак. — Достаточно, чтобы он смог проглотить немного другого экстракта, а потом чуточку бульона. Он может принять еще одну дозу, точно такую же, когда колокола прозвонят еще раз. Ты сухая?

— Нет, папа. Мокрая, и мне холодно.

— Иди, переоденься, выпей чего-нибудь горячего и возвращайся с Лией. Тогда я переоденусь и согреюсь. Его нельзя оставлять, пока не спадет жар. Иди быстро.

Когда Ракель пришла с недовольной Лией, Хорди вернулся с бульоном, вскипевшем на огне, нагретыми камнями для ног его преосвященства и двумя мальчиками, несшими обильный ужин — горячий суп, хлеб и холодного цыпленка — для находившихся в комнате больного. Отец Бернат распорядился развести в соседней комнате большой огонь, чтобы те, кто не сидел у ложа епископа, могли там немного отдохнуть.

Когда Исаак убедился, что все хорошо, насколько это возможно, один из мальчиков-слуг повел его в соседнюю комнату. Юсуф был уже там, грел у огня руки.

— Извините, господин, — сказал он. — Я не знал, где вы.

— А где ты был? — раздраженно спросил Исаак. — Ты приехал не знакомиться с городскими увеселениями, а помогать больному епископу.

— Господин, я смотрел за животными, — ответил Юсуф. — За моей кобылой и мулами его преосвященства. Извиняюсь, господин. Готов, если понадобится, сидеть всю ночь.

— Осторожнее, парень, а то когда-нибудь поймаю тебя на слове, — сказал Исаак. — Так ты позаботился о животных?