Сергеев из комнаты бочком вышел, проклиная технический прогресс — ну зачем поперся: говорили в армии — учи матчасть! Жаль, не усвоил.

Вспомнил время золотое: едешь в трамвае в юности, девушке номерок телефона напишешь на стекле морозном или летнем пыльном, она, если смышленая, запомнит и позвонит. Дождь летний или солнце морозное сотрет номер твой природной силой, и никто на память твою не нажмет, и не высветится твое прошлое, потому что оно твое и только твое.

Сергеев с детства сторонился общественных организаций, брезговал.

Он считал, что люди объединяются всегда только для того, чтобы кого-то поиметь или убить.

Тяга к коллективу испарилась у Сергеева в утробе матери — там он был не один, на его шее все девять месяцев сидел его брат-близнец. При выходе на свет божий братец подсуетился первым, чуть не сгубив Сергеева 20-й минутной задержкой без свежего воздуха.

Первое слово, пришедшее ему в голову в тот момент, было «пиздец».

Потом он долго не говорил, а когда начал, то его и произнес. Мама удивлялась и даже показывала его соседу — лингвисту, который в результате этого наблюдения почти сделал открытие, о чем написал статью «Мат как средство утробных коммуникаций».

В октябрятском возрасте Сергеев разочаровался в демократии: его не выбрали командиром звездочки, предложив жалкую должность санитара. С тех пор он не выбирал и не хотел быть избранным.

Первую любовь Сергеев потерял в три года на даче детского сада — он всем сердцем отдался страсти к Вале Куликовой, которой на прогулке вставил земляничку в место, которое является эмблемой ПРП, но соратник по младшей группе Мартынов съел ягодку своим жадным ртом и даже не подавился. Куликова безмолвствовала.

Сергеев понял тогда, что он третий лишний — так он научился считать.

Тяга к тому месту не пропала, после Куликовой была Леонова в четвертом классе. В пионерском лагере он во время фильма «Адмирал Ушаков» взял ее за руку в темном зале и просидел, закрыв глаза, сжимая в своей потной ладошке ее драгоценное сокровище. Леонова руку не вырывала, но фильм все-таки смотрела — она была дисциплинирована и входила в совет пионерской дружины.

После сеанса слепящий свет вечернего солнца отрезвил Леонову, и она ушла на линейку. Сергеев понимал, что между ними Иордан: он простой пионер и, кроме грамоты за третье место в турнире по шашкам, предъявить ничего не может.

Так закончилось его счастливое детство. От него остались две безобразные ямки на предплечье — результат прививки от оспы и два шрама на сердце от несчастной любви (привет будущим инфарктам).

До 14 лет он взял перерыв и читал — практических занятий не было, но женщины в его жизни присутствовали: Пышка Ги де Мопассана, солистка «АББА» (белая), актриса Софи Лорен и Зоя Самоварова с третьего этажа — мечта всего проезда Шокальского.

Расстегнув лифчик девушке своей мечты в походе по местам жизни и смерти пионеров-героев, он бросил школу, понимая, что алгеброй с геометрией отношения с женщиной не построишь, и поступил на металлический завод — ковать характер.

Пролетарская юность длилась недолго: обучаясь работе на шлифовальном станке, Сергеев, увлекшись мечтами об исполнительном органе женской власти, забыл о режимах металлообработки, и шлифовальный круг, разорвавшись, пролетел мимо его головы, выбил два кирпича из стены и попутно мысли о том, что рабочие органы машин требуют не меньшего уважения, чем половые.

Девушка, ради которой он бросил школу, кроме лифчика, ничего не расстегнула, работа на заводе потеряла смысл, и Сергеев понял, что руками он не достигнет золотого сечения (см. «Квадрат древних» Леонардо да Винчи), и пошел в институт, где надеялся овладеть языком убеждения.

В пединституте имени Ленина преподаватель кафедры истории зарубежной литературы, не особенно напрягаясь, показала Сергееву в общежитии для аспирантов и форму, и содержание его детской мечты. Было больно и не очень приятно, но старт был дан, Сергеев начал свой марафон, не зная, где финиш.

Пятилетка сменяла пятилетку, он смотрел на мир через влагалище и постоянно удивлялся, почему из-за оного в мире столько неприятностей.

Поэт пишет хорошо, когда ему не дают, а когда получит, начинает капризничать и выговаривать музе, что это не то, чего он желал, и что он теряет интерес к литературе.

Рушатся империи, меняется общественный строй, люди устремляются к звездам, а дело-то, в общем, и яиц выеденных не стоит: дать каждому по способностям этого самого, и все — на следующий день наступит рай и всеобщее благоденствие.