Время от времени Ум Нувайир заглядывала, чтобы проверить, как дела. Она была очень мила и любезна. Пусть даже она не слишком беспокоилась о соблюдении традиций, но всегда заботилась о четырех подругах, как о собственных дочерях, и была безмерно к ним привязана. Ум Нувайир порой просиживала с Мишель и Фейсалом несколько минут, расспрашивая его о матери и сестрах (с которыми, разумеется, была незнакома). Она старалась показать молодому человеку, что заботится о Мишель и что он должен вести себя как подобает. Фейсал должен был чувствовать, что они не одни в доме, что любящая тетушка может прийти в любую секунду. Когда Ум Нувайир ушла, девушка продолжила свой рассказ:

— Через три года, когда мне исполнилось тринадцать, мы вернулись в Эр-Рияд, и с нами был Мешаал. Представляешь, именно я выбрала его среди сотен других детей! Казалось, мной движет судьба. Мне понравились его черные волосы, почти одного цвета с моими, и маленькое невинное личико. Я решила, что он похож на меня. Мешаалу было семь месяцев, когда мы его усыновили, и он был такой славный. Как только я увидела его, то сказала маме и папе, что этот мальчик будет моим братом. Когда мы вернулись в Эр-Рияд, отец встретился со своими родителями, братьями и сестрами. Он прямо сказал им, что маленький Мешаал — его сын, пусть и не рожденный Дайаной (моей мамой), и что все они должны уважать его выбор и никогда не открывать этой тайны Мешаалу. Только близкие родственники знали о маминой болезни, потому что никто не видел ее во время лечения и папа не позволял слухам распространяться. Он приказал семье решать: если они хотят, чтобы он остался, пусть согласятся с его решением. Если нет — он снова вернется в Штаты. После недели совещаний родственники согласились считать маленького Мешаала членом семьи. Папа был уверен, что они сдадутся, — не из любви, а потому, что семейный бизнес остро нуждался в папином опыте. Мы ненадолго вернулись в Америку, чтобы закончить все дела, а потом, через год, переехали в Эр-Рияд и начали новую жизнь.

Мишель привыкла к тому, что Фейсал молчит, особенно если она рассказывает что-нибудь трогательное и грустное, но на этот раз его молчание слегка испугало девушку. Она взглянула на него в ожидании какой-нибудь реакции, пытаясь понять, о чем он думает. Не найдя никакого отклика, Мишель печально добавила:

— Мы никого не боимся. Поверь, папа объявил бы правду через газеты, если бы не знал, что общество никогда не примет его сына. Разве не грустно скрывать правду от Мешаала и моих подруг? Мне бы очень хотелось им рассказать, но они не поймут. За глаза они будут давать ему обидные прозвища и плохо с ним обращаться. А я не согласна! У моих родителей собственная жизнь, и они сделали свой выбор — почему каждый должен вмешиваться? Почему я вынуждена притворяться перед посторонними?

Почему общество не делает различия между моей семьей и другими семьями? Все считают меня дурной девушкой только потому, что моя мать американка! Как можно жить такой несправедливой стране? Скажи мне, Фейсал!

Мишель разрыдалась — и обнаружила, что в присутствии Фейсала это даже приятно. Он был единственным, кто в точности знал, сколько слез она должна пролить, прежде чем можно будет деликатно поддразнить ее и успокоить. Он был единственным, кто знал, что Мишель улыбнется, если принести ей мягкую карамельку, как в детстве, или клубничной газировки из ближайшего магазинчика.

Фейсал оставил свои мысли при себе. Он ласково утешал ее и одновременно представлял себе разговор с матерью, который ожидал его дома. Он много раз откладывал, но сегодня решился закрыть вопрос раз и навсегда.

«Храни нас Бог», — подумал Фейсал, уходя.

ПИСЬМО 15

Кому: seerehwenfadha7et@yahoogroups.com

От кого: «seerehwenfadha7et»

Дата: 21 мая 2004 г.

Тема: Мое сердце, мое сердце!

Знаю, всем вам не терпится узнать, что произошло между Фейсалом и его матерью, поэтому сегодня мы вернемся, к этому. Милая Мишель, она стала пищей для сплетен; люди уверены, что я — это она (или Садим). Все думают, что я — Мишель, стоит мне употребить английский оборот. Но на следующей неделе я выложу стихотворение Низара Кабба — и превращусь в Садим. Что за шизофрения!

Как только Ум Фейсал услышала имя «Мишель», в нее как будто вселилось сто чертей; Фейсал торопливо попытался исправить свою ошибку. Э! Он заверил мать, что хотя друзья называют девушку «Мишель», ее настоящее имя Машаэль аль-Абдулрахман.

Жгучий взгляд материнских глаз испугал его и заставил замолчать. Фейсал вдруг подумал, что между двумя семьями существует давняя ссора. Но тут же молодому человеку стало ясно, что проблема в другом: его мать никогда прежде не слышала этого имени.

— Аль-Абдулрахман? «Абдул» значит «слуга», а «рахман» — «милосердный», это одно из имен Аллаха. Значит, девушка происходит из семьи «Божьих слуг», точно так же, как если бы она носила фамилию Абдулла, Абдуллатиф или Абдулазиз. Все это имена Бога. А ты знаешь, сколько на свете Божьих слуг?! Все мы служим Ему! Так чем же выделяется твоя Абдулрахман?

Фамилия Мишель — «слуга Милосердного» — действительно была крайне распространенной. Видимо, представители этого рода никогда не удостаивались чести иметь дело или хотя бы соприкасаться с аль-Батранами. Фейсал объяснил матери, что отец Мишель живет в Саудовской Аравии всего несколько лет — возможно, именно поэтому его имя еще мало известно в эр-риядском обществе.

Ум Фейсал не клюнула на удочку.

— Кто его братья? — немедленно спросила она. Фейсал энергично ответил, что отец Мишель — самый преуспевающий из всех аль-Абдулрахманов. Проведя много лет в Америке, теперь он, как правило, общается лишь с людьми сходных взглядов.

Мать рассердилась еще сильнее.

Семья этой девушки им не подходит. Следует поговорить с отцом, поскольку он куда более сведущ в вопросах генеалогии. Но подобный разговор изначально не сулит ничего хорошего. Девчонка обманула его! Ах, современные девушки! Они просто ужасны. Ах, ее бедный, неопытный мальчик — кто мог подумать, что он угодит в такую ловушку? Ум Фейсал спросила о родственниках Мишель с материнской стороны и, узнав, что ее мать американка, решила раз и навсегда положить конец бессмысленным беседам на столь нелепую тему. Как это делали бесчисленные матери до нее, Ум Фейсал прибегла к старому трюку: