– Пашенька, ну нельзя же каждый раз петь одну и ту же песенку! – наставительно проговорила женщина и снова повернулась к своему инструменту.

– Спой нам песню, перепелка, перепелочка… – затянула она неестественно бодрым голосом, – раз иголка, два иголка, будет елочка… раз дощечка, два дощечка, будет лесенка…

Неожиданно ко мне подсел тот представительный седовласый старик, на которого я обратила внимание, войдя в комнату.

– Можно, я с вами немного посижу? – прошептал он заговорщицким тоном. – Знаете, здесь так редко встретишь молодую женщину…

– Ну как же, вот Марина Андреевна у вас тоже молодая, – я кивнула на женщину за фортепьяно.

– Вобла сушеная! – проворчал старик. – Ворона на заборе! И вообще, она не видит во мне мужчину! Она видит во мне только пациента!

Я на всякий случай немного отодвинулась.

Марина тем временем жизнерадостно распевала:

– Раз словечко, два словечко, будет песенка…

– А выпить немножко не хотите? – прошептал общительный старец. – У меня фляжка есть, а в ней – коньяк, французский… мне иногда Элеонора приносит…

– Элеонора? – Я с интересом покосилась на соседа. – Кто такая Элеонора? Кто-то из персонала?

– Ну да! С этими не договоришься! – Он вздохнул. – Элеонора – моя старинная приятельница… ну, вы меня понимаете! – И он принял нарочито скромный вид, с каким большинство мужчин за рюмкой водки повествуют о своих любовных похождениях.

– А вы говорите, что редко видите молодых женщин! – проговорила я насмешливо.

– А кто вам сказал, что Элеонора молодая? Я же говорю – она моя старинная приятельница! И потом, она может приходить сюда очень редко, только когда Никодим, ее муж, в командировке! Он у нее ужасно ревнивый! Настоящий Отелло…

– Валя Семирадский! – строго проговорила Марина Андреевна, прервав пение. – Прекрати приставать к посетительницам! Я лишу тебя сладкого! А вы, Паша и Саша, думаете, я не вижу, что вы играете в преферанс? Если будете плохо себя вести, я вас рассажу!

Старик с шишковатым черепом испуганно спрятал в карман засаленную колоду карт.

– И я, кажется, предупреждала всех, что не потерплю в группе спиртные напитки! Нет, ну как дети! – И Марина Андреевна сокрушенно развела руками.

– Ну вот, видите, как к нам здесь относятся? – вздохнул мой сосед. – Кстати, позвольте представиться – Валентин Евгеньевич Семирадский, доктор наук, член-корреспондент Академии наук…

– Да что вы говорите! – На этот раз я взглянула на него с уважением. – Как же вы здесь оказались?

– Это все Антонина… – Он снова вздохнул и опустил плечи.

– Что, еще одна старинная приятельница?

– Да что вы?! Я бы с такой, как Антонина, никогда и ни за что… даже под страхом смерти! – На лице Валентина Евгеньевича проступило омерзение. – Антонина – это моя невестка! Ей, видите ли, надоело ждать, когда все произойдет естественным путем…

Он замолчал, и мне пришлось напомнить о своем существовании:

– Что произойдет?

Валентин Евгеньевич покосился на меня и мрачно проговорил:

– Неужели непонятно? Ей надоело дожидаться наследства. Ну, вы понимаете – профессорская квартира, академическая дача… А я все никак не хотел вести себя соответственно возрасту – заниматься тем, чем занимается большинство моих сверстников, – инфаркт, инсульт, гражданская панихида, некролог в центральных газетах, могила на Серафимовском кладбище… это, кстати, отсюда совсем рядом. Ну, она и решила немного поторопить события. Собрала консилиум из своих знакомых психиатров, ну, и они постановили, что в моем возрасте излишний интерес к жизни – это противоестественно, и упекли меня сюда…

– Какой ужас! – искренне воскликнула я. – Вы говорите, это ваша невестка? Но что же сын? Он спокойно смотрел на все это?

– Сын! – Валентин Евгеньевич пренебрежительно махнул рукой. – Этот подкаблучник делает все, что велит Антонина! Ему важно одно: чтобы его не тревожили и чтобы дали спокойно заниматься своей коллекцией… он, видите ли, филателист!

– Валя Семирадский! – строго прикрикнула на моего собеседника воспитательница. – Я ведь велела тебе не приставать к посетительнице! Сейчас же отсядь от нее!

Валентин Евгеньевич грустно развел руками и пересел на один из детских стульчиков.

– А сейчас, дорогие дети… то есть, прошу прощения, дорогие воспитанники, мы займемся рисованием. Все приготовили свои альбомы, взяли карандаши и посмотрели на этот букет…

Марина Андреевна поставила на пианино большой глиняный кувшин с букетом желтых нарциссов и, внимательно оглядев стариков, проговорила:

– Даю вам сорок минут, потом проверю! Кто нарисует лучше всех, получит к ужину дополнительный десерт.