Вера ласково улыбнулась ему как избалованному ребенку и кивнула, хорошо, они будут пить за нее.

Так они выпили три рюмки подряд и Митю стало лихорадить: у него похолодели руки и ему было неловко касаться ее своими ле

дышками.

Но ничего не мог сделать - лихоманка не проходила даже от коньяка.

Вера попробовала салат и тут же снова расхохоталась: он был ледяным прямо из морозилки. А шашлык на глазах потемнел и ску

кожился - видно не раз и не два собирали его по частям.

– Я сейчас протрясу этого Жоржика, - рассердился Митя.

Вера остановила его: не надо, Митя, не трогайте его, он свалится...

Митя невесело рассмеялся.

... Ах, если бы они сейчас были в Нью-Йорке! Сколько бы он показал Вере! Как прелестно бы они поужинали... И вдруг подумал, что, пожалуй, ни разу не вспомнил ее там. И Вера удивилась тени, проскользнувшей по его лицу, - неужели это из-за какого-то шашлыка?

– Как вы жили?
– Вдруг неожиданно даже для себя задал Митя вопрос, один из самых неловких, и к тому же на который, в принципе, нет ответа.

– Нормально, - ответила Вера, как и должна была ответить. Но тут произошел сбой, потому что Вера была неординарна, да и ее отношение к Мите - тоже, она добавила: пожалуй, я жила бы плохо, если бы так не любила вас.

Она увидела, что Митя принял это лишь как великолепное светскую браваду и хочет ответить столь же великолепно....

Но этого ей не было нужно.

Она-то сказала не для минутного восторга. Она любила его и хитро, тяжко, трудно, завоевывала этот зыбкий остров, остров - вне ее материка...

И не дав ему ответить, она продолжила.

– Я любила вас все эти годы, Митя. Наверное, это болезнь и я представляю определенный интерес для медицины, - тяжеловесно пошутила она.
– Знаете... ведь я ходила на почтамт. Через день. Мне казалось, что вы хоть однажды меня вспомните или вам станет тоскливо и вы захотите кому-то написать и этим кем-то буду я... Глупо, конечно, но вот так. Меня уже узнавали девушки из международного окошка и говорили с сожалением: пока вам ничего нет. Пишут. Конечно, я понимала, что ничего не будет, но сходив на почтамт один раз, я уже стала ходить из-за какой-то странно возникшей между нами связи... Пока я шла, я придумывала, что бы вы могли мне написать и и письма у меня получались разные...

Девчонки хорошо относились ко мне и, видимо, обо мне и о вас судачили. Они конечно придумывали, какой вы, - я думаю, вы были высоким брюнетом с синими глазами Алена Делона. А я уходила от почтамта и радовалась тому, что послезавтра я снова приду... Мне казалось, что когда я стою у окошка международной корреспонденции, вы думаете обо мне, и в эти моменты я вас так любила!..

– А сейчас?
– Механически откликнулся на последнее слово ошеломленный Митя,

– И сейчас, - ответила Вера, прямо глядя ему в глаза.

Он тоже смотрел на нее, молча, потому что понимал, что ничего достойного этой потрясающей простоты, он не скажет. И только через некоторое время он прошептал: вы - необыкновенны, Вера. Я не достоин вас.

Это Митя сказал совершенно искренне.

Он вглядывался в эту в сущности малознакомую женщину и чувствовал себя подавленно, - мелким и ничтожным. И необоримо захотелось уйти и больше никогда не видеть ее.

Но Митя не был бы Митей, если бы среди свистящих пуль на баррикадах, не вдел в петлицу цветок и на встал во весь рост.

Он пригласил Веру танцевать и вопреки ее зажатому ожиданию, вел себя в танце, как на официальном балу.

Они танцевали, находясь на расстоянии друг от друга и мешали стиснутым парочкам заниматься откровенным танцевальным флиртом.

Митя не шел банальными путями.

Когда они возвращались в свой закуток, Митя еще раз подумал, что ему было бы легче и спокойнее без этой любви...

Она поняла это, - умница-разумница, бабка ежка - костяная ножка, что раздавила маленькую быструю бедняжку-букашку своим

каменным домком.

И сказала, усаживаясь на безумный диванчик: Митя, только не считайте себя обязанным ответить мне. Ушло-проехало.

Но он-то знал, что не проехало и не ушло, но она уже задавала ему вопросы,- как он жил там, каков сам Город - Большое Яблоко и вообще пусть порассказывет ей, туземке, про ТУ жизнь...

Этим она закрывала тему любви: продолжать ее, - было бы бестактным.

Митя стал забавно и красочно рассказывать о В.В., парнях, их женах ( вспомнив еще одну "любовь"- риточкину, - и ухаясь внутренее от этого воспоминания), - рассказал даже о стриптизерке Анне Шимон, о которой теперь мог говорить и вспоминать вполне спокойно.