Например, написано в ПВЛ, что новгородцы в 862 году призвали в князья некого Рюрика. Хотя к тысячелетию этой даты в Великом Новгороде тоже был с помпой открыт соответствующий памятник, она столь же липовая, как и полуторатысячелетие столицы Украины. Коли Новгород, как точно установлено археологами, только возник в середине X века, да еще минимум лет двадцать-тридцать ему понадобилось на то, чтобы дорасти до статуса стольного города, способного принять княжение, то реально призвать кого бы то ни было к себе новгородцы могли только спустя век с лишним после даты, проставленной в ПВЛ. Правда, в некоторых летописях имеется иная версия основания Новгорода, по которой Рюрик был призван в Ладогу, а спустя пару лет собственноручно основал «новый город». Это чуть-чуть облегчает ситуацию, но проблемы все равно не решает: остается почти вековой зазор между археологически реальным возникновением города и «призванием» в него его же основателя. Вот и верь после этого так называемым летописям. Впрочем, не устаю твердить: ПВЛ вопреки распространенному и даже официальному мнению вовсе никакая не летопись, а повесть — беллетристика историко-патриотической тематики. На том стоял [96] и продолжаю стоять.

Обращение к археологии для решения вопроса о возрасте Киева не лишено смысла — матушку русских городов копали-перекапывали с ничуть не меньшим усердием, чем Великий Новгород. Однако, в отличие от Новгорода, однозначный ответ на вопрос об археологическом времени возникновения Киева найти совсем не просто, причем проблемы киевской археологии, мешающие ей сказать свое веское слово в решении загадки времени основания города, происходят не столько от недостатка имеющихся материалов, сколько от избытка их интерпретаций.

Первым ученым «копателем» Киева был М. Каргер (1903–1976), археолог и историк архитектуры. К сожалению, при обращении к трудам Каргера, в целом до сих пор сохраняющим научную ценность, необходимо иметь в виду «руководящую роль КПСС», то есть прямое руководство историческими науками, не исключая археологию, из Политбюро, а во времена раскопок Каргера — еще из сталинского кабинета.

Один из крупнейших советских историков и археологов, академик, директор Института истории и секретарь Отделения истории АН СССР, кавалер двух орденов Ленина и лауреат двух Сталинских премий Б. Рыбаков (1908–2001) сам немало покопался в украинской земле, но раскопками непосредственно на территории Киева вроде бы не занимался. Это однако не помешало ему сделать одно из самых сенсационных открытий в киевской археологии — так называемый «город Кия». Ну совсем как Леверье, открывший Нептун «на кончике пера». Есть, правда, небольшая разница. Существование Нептуна вскоре было подтверждено астрономом Галле и в наше время сомнению не подлежит. На подтверждение существования «города Кия» немало трудов положили киевские археологи, в первую очередь ученик Бориса Александровича П. Толочко, но не в пример Нептуну «город Кия» так и остался околонаучной сенсацией, а сам «князь Кий» — летописным мифом.

С именем Толочко, академика Украинской академии наук, заведующего отделом археологии Киева Института археологии Академии наук Украины, а впоследствии и директора этого института связана в основном вся археологическая деятельность в Киеве 70-х и 80-х годов прошлого века. П. Толочко — самый большой авторитет в киевской археологии советских времен, а в настоящее время, пожалуй, и главный историк Украины. Крупная и неоднозначная фигура Петра Петровича достойна отдельных монографий, а его активная общественная и публицистическая деятельность в наши дни по противодействию националистическим и даже шовинистическим тенденциям в современной Украине, может быть, в исторической перспективе будет оценена не ниже его научных результатов в киевской археологии. Но, тем не менее, здесь нас интересуют именно последние. Притом не забывая все о той же «руководящей роли КПСС» и академической иерархии, так как директор советского академического института, конечно же, не мог не следовать текущим идеологическим установкам и не поддерживать основополагающие концепции академического руководства.

В настоящее время национальная украинская археология вроде бы освободилась от советских идеологических пут, но зато оказалась стреноженной, едва ли не еще больше, национализмом и русофобией, вольготно процветающими в «самостийной». Лишь немногие украинские ученые смогли противостоять политической моде и идеологическому давлению, оставаясь верными общечеловеческой этике. Тем интереснее и важнее в плане интересующего нас вопроса, археологии Киева, публикации руководителя Подольской археологической экспедиции Института археологии Национальной академии наук Украины М. Сагайдака и старшего научного сотрудника Херсонского областного краеведческого музея М. Подгайного, к которым мы будем обращаться.

Не находиться под идеологическим прессом в исторических оценках археологических данных в советские времена можно было только вне СССР, а в постсоветские в отношении древностей Киева — вне Украины. Поэтому мы особенно внимательно прислушаемся к мнению зарубежных, но не украинских историков и археологов, в сферу интересов которых попадала Киевская Русь и ее столица. Вопросам археологии Киева посвящены публикации профессора Мюнстерского университета в Германии Э. Мюле (Е. Muhle), профессора Берлинского университета Гумбольдта в Германии Ю. Кальмера (J. Callmer), профессора Центра истории и цивилизации Византии в Коллеж де Франс во Франции К. Цукермана (С. Zuckerman) и доктора археологии из университета Торонто в Канаде В. Мезенцева.

Пересказывать и анализировать результаты исследований многочисленных археологических экспедиций выходит далеко за пределы возможностей дилетанта-расследователя и вряд ли отвечает интересам любителей-читателей. К счастью, всесторонний и, на мой взгляд, объективный обзор и анализ публикаций на эту тему уже сделал и представил во вполне удобоваримой форме профессор Э. Мюле [97] и мы с благодарностью воспользуемся его результатами, взяв их за основу и дополнив выводами других перечисленных выше зарубежных археологов. Тогда на долю автора останутся только частные комментарии по ходу дела.

Согласно тексту ПВЛ, изначальный Киев располагался «на горе». Безоговорочно веря летописям, советские археологи свои изыскания истоков города сосредоточили на приднепровских киевских горах: Замковой (Киселевке), Старокиевской (Андреевской) и Лысой (Юрковице). В таком порядке мы в них и «покопаемся».

Поселение на Замковой горе М. Каргер отнес к VIII–X векам и называл городищем, хотя в его отчете о раскопках отсутствуют какие-либо данные о городских укреплениях. П. Толочко выделил на Замковой горе два культурных слоя: верхний IX–X веков и нижний, который сначала датировал VI–VIII веками, но потом вдруг передвинул время его возникновения на V век, хотя лишь незначительная часть найденной там керамики принадлежит VI–VII, а преобладающее число фрагментов относится к VII–VIII векам. На основании таких никак не обоснованных передатировок нижнего слоя Толочко посчитал Замковую гору древнейшим ядром города. Трудно отделаться от впечатления, что скоропалительные «исправления» дат ему понадобились для археологического обоснования «города Кия», который, как мы помним, должен был, по мнению Б. Рыбакова — прямого академического начальника Толочко, — возникнуть на рубеже V и VI веков «при императоре Анастасии».