– Завтрак в девять, но ничего не случится, если вы опоздаете, – предупредила майора Кристина и добавила: – Надеюсь, вам у нас понравится. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – попрощался с ней майор авиации.

Кристина так и не поняла по его лицу, о чем он думает. «Наверное, влюбленные поссорились», – решила она. Во всяком случае, она была убеждена в том, что он не склонен что-либо обсуждать.

Они медленно поднялись наверх. После еще одного «спокойной ночи» на площадке Кристина ушла в свою комнату. Она уже переоделась в ночную сорочку и сидела у туалетного столика и расчесывала волосы, когда в дверь постучали.

– Войдите, – откликнулась она и, повернувшись, увидела Элизабет.

Девушка была в халате и с всклокоченными волосами. Кристина сразу поняла, что племянница плакала. Она прикрыла за собой дверь и прошла в комнату.

– Элизабет, дорогая, в чем дело? Что случилось?

Элизабет с каменным выражением лица смотрела в стену, плотно сплетя пальцы. Кристина понимала, что девушка борется со своими эмоциями. Так продолжалось минуту или две, и наконец, вопрос, напряженный, нервозный, пробил себе дорогу наружу:

– Что вы сказали Стенли?

– Майору авиации? – уточнила Кристина. – Я ему ничего не сказала. А в чем дело?

– Наверное, вы все же что-то сказали перед ужином, когда я переодевалась, – осуждающе произнесла Элизабет. – Вы говорили ему, что я слишком юна? Что вы говорили?

– Я упомянула твой возраст, – медленно ответила Кристина, – и все. Он сказал, что думал, что ты старше.

– Тогда, вероятно, дело в этом. Кто дал вам право вмешиваться? Кто дал вам право что-то ему говорить? Вы все испортили. Теперь я ему больше не интересна, и в этом виноваты вы.

В голосе Элизабет слышались истерические нотки, Кристина же ошарашенно смотрела на нее, не зная, что делать.

– Все было хорошо, пока вы не приехали, – закричала Элизабет, – а теперь все испорчено. Как я хочу умереть!

Она разрыдалась, и Кристина поспешила обнять ее. Она прижала ее к себе и стала нашептывать ласковые слова.

– Не плачь, Элизабет, не плачь, – успокаивала она племянницу. – Не надо так сильно расстраиваться. Дорогая, давай поговорим разумно и все обсудим.

– Я люблю его, – всхлипывала Элизабет. – Я люблю его, а теперь я его больше не интересую.

– Нет, интересуешь, – возразила Кристина. – В противном случае он не приехал бы сюда, согласна?

Она усадила девушку на старомодную банкетку, стоявшую у изножья кровати.

– Расскажи, что случилось, – тихо попросила она. – Давай все обсудим.

– Ничего не случилось, ничего. В том-то и дело. Когда мы вышли из дома, я чувствовала себя такой счастливой. Светила луна, все было таким романтичным, таким восхитительным. Но Стенли даже не притронулся ко мне. Он просто предложил погулять и всю дорогу говорил о чем угодно, только не о любви. Мы шли, шли, а он все говорил и говорил. Он даже не поцеловал меня, ни разу. Ах, тетя Кристина, что я сделала не так?

– Думаю, дело не в том, что ты что-то сделала не так, – мягко ответила Кристина. – Боюсь, дело в том, что ты слишком юна. Он считал, видишь ли, что тебе восемнадцать, а семнадцать – это слишком мало.

– Я достаточно взрослая, чтобы любить, – горячо возразила Элизабет.

– А ты когда-нибудь раньше любила?

Элизабет покачала головой.

– Никогда. Я никогда не бегала за мальчишками, как другие девчонки, которые хихикают и ведут себя глупо, вроде Агнес. Поэтому со Стенли было по-другому, совсем не так, как я представляла, очень здорово. Но теперь все кончено, я точно знаю, что все кончено. Тетя Кристина, когда мы вернулись к дому, я остановилась на лужайке и повернулась к нему. «Замечательная ночь, правда? – сказала я. – Я чувствую себя свободной и счастливой, словно в мире нет ничего, кроме нас. А ты?» Мы стояли почти вплотную друг к другу. Я же совершенно ясно дала ему понять – разве не так? – что хочу, чтобы он поцеловал меня, а он лишь раздраженно произнес: «Пойдем в дом, твоя тетя беспокоится, почему нас так долго нет».

Кристина живо представила, как молодой человек противится искушению, глядя на очаровательное личико и слушая манящие намеки, а потом отворачивается от мягких губ, молящих его о поцелуе. «Я восхищаюсь им», – подумала она и крепче прижала к груди рыдающую племянницу.

– Вы думаете, он решил, что я какая-нибудь дешевка? – вдруг с ужасом прошептала Элизабет. – Я всегда считала, что мужчины пресыщаются Агнес именно потому, что она не ценит себя. Вы думаете, он так решил?

– Нет, естественно, нет, – уверенно ответила Кристина. – Дело в чем-то еще, в том, что мы не понимаем. Возможно, завтра он все тебе объяснит. Так что постарайся не переживать из-за этого, дорогая моя. С тобой все в порядке, честное слово. Может, ему кажется, что он слишком стар для тебя. Может, он боится долговременных отношений из-за своей опасной работы – ведь его могут убить в любой момент. Может, есть и другие причины, которые все объяснили бы, и пока мы их не узнаем, нужно терпеливо ждать.

Элизабет вздохнула.

– Если бы только узнать их, – грустно проговорила она. – Я не понимаю, почему он так внезапно изменился. Да, я соврала насчет своего возраста, но я испугалась, что он будет видеть во мне ребенка. Восемнадцать звучит гораздо серьезнее, чем семнадцать, правда?

– Правда, – не стала спорить Кристина.

И подумала, что сейчас Элизабет выглядит самым настоящим ребенком – с всклокоченными волосами, с заплаканным лицом. Неожиданно ей открылась вся трагедия юности, боль и горе взросления, мелкие страдания, которые в этот период значат так много. Однако и радости, и счастье в этом возрасте тоже вырастают в размерах, превращаясь в нечто огромное, в большой степени превосходящее свою истинную важность, и это обеспечивает своего рода баланс переживаний.