Но самое страшное в сельве — это, конечно, змеи. Укус сурукуку пико-де-жака, которая иногда достигает четырехметровой длины, парализует нервную систему. Шанс на спасение? Есть. Сразу же на месте укуса сделать ножом глубокий крестообразный надрез, высосать кровь, защищая губы и рот пластиковой пленкой, и тут же сделать инъекцию сыворотки, если она окажется в вещмешке. Если ее не окажется — еще осталось несколько минут жизни, чтобы вырыть себе могилу.

Первый этап обучения завершается испытанием: курсантов поодиночке оставляют в сельве. Без продуктов, без неприкосновенного запаса, даже без соли, только винтовка и девять патронов. С этим он должен прожить четверо суток.

Потом начинается второй этап тренировок.

Семь суток в сельве

Наша маленькая колонна вышла на рассвете. 20 солдат и сержантов. Никто из нас не знает, куда мы идем, что ждет нас впереди.

Я иду предпоследним. У меня на плечах, как и у каждого в колонне, ровно 20 килограммов: оружие, боеприпасы, аптечка, продукты, гамак, противомоскитная сетка. Прорубая с помощью факоес (Факоес (португ.) — ножи.) тропу в густых зарослях, отряд идет к цели, известной только командиру. Первое испытание — болото. Мы преодолеваем его, стараясь ступать по длинным толстым корням деревьев. Кто оступился, проваливается по пояс. И торопится выкарабкаться, чтобы не потерять свое место в колонне.

Уже к концу первого дня усталость приводит к тому, что, устраиваясь на ночлег, один из солдат не заметил кобру, повисшую на том самом суку, куда он начал привязывать свой гамак. Она куснула его, после чего я должен был отсасывать у него зараженную кровь и делать ему инъекцию. Утром солдата пришлось оставить: у него конвульсии, жар, бред.

На второй день условия марш-броска еще больше усложняются. Буквально на каждом шагу нас поджидают «сюрпризы»: замаскированная валежником яма-ловушка, например. Случайное прикосновение к болтающейся лиане обрушит на голову толстые бревна. Споткнувшись о незаметный корень, солдат может привести в действие гигантский капкан, пронзающий грудь бамбуковой стрелой или переламывающий ребра ударом распрямившегося гибкого дерева.

...На третий день, преодолевая болотистую речку по качающемуся бревну, Антонио, шагавший впереди меня, оступился и упал в воду. Он был родом с Копакабаны, хорошо плавал, служил даже когда-то в службе спасателей. Но разве выплывешь с двадцатикилограммовым вещмешком за спиной?.. Когда минут через десять Антонио вытащили, это был уже труп. Но мы продолжили марш: сержант сказал, что тело заберет специальная группа, которую командир вызовет по рации. Времени у нас в обрез, а до контрольного пункта еще очень много километров и «сюрпризов».

...Четвертый день. Самое страшное в сельве все-таки не змеи, а насекомые. Каждая ночевка превращается в пытку, несмотря на противомоскитные сетки и жидкости. От расчесанных укусов шея у меня превратилась в сплошную кровоточащую рану.

...Пятый день. Никто не знает, когда, черт возьми, кончится этот проклятый марш. Жулио жалуется на вконец отказавший желудок. Аристидес тайком от сержанта выбросил добрую половину боезапаса и посмеивается над нами. Что он будет делать, если в конце перехода станут проверять содержимое вещмешков?

...Шестой день. От постоянного голода и жажды ноги стали ватными, а ботинки кажутся неподъемными. Впрочем, они действительно отяжелели, ибо размокли и пропитались грязью. Бесконечная сельва проглотила нас, но мы оказались неудобоваримы, и она в отместку терзает нас всеми доступными ей средствами. Тропа становится почти непроходимой, зато ловушки и «сюрпризы» попадаются все чаще.

Вслед за уничтожением «наблюдательного пункта партизан» мы неожиданно попадаем в засаду. Со всех сторон гремят выстрелы. Под ногами взрываются петарды. Сержант кричит: «Ложись!», и, упав в болотную грязь, мы начинаем отстреливаться, протирая грязными кулаками красные от бессонницы глаза. Потом, повинуясь команде сержанта, встаем и идем в атаку. Именно идем. Проваливаясь в ловушки, напарываясь на колючки, увертываясь от падающих стволов деревьев. Вот он, наконец, замаскированный «опорный пункт противника»: окруженный двумя рядами колючей проволоки блиндаж. Рвем проволоку гранатами, режем ножницами. Врываемся в блиндаж, вокруг все еще взрываются заранее заложенные инструкторами взрывпакеты и трещат холостыми патронами автоматические пулеметы.

И тут начинается то, что зовется в Бразилии «кебра-кебра»: повальное уничтожение всего, что попадается на глаза. Леонидас, Жулио, Дирсеу, Аристидес и остальные солдаты, озверевшие от голода и ненависти, разносят блиндаж в щепки.

Отбой. Офицер-руководитель колонны объявляет привал. Загорается костер, из рюкзаков извлечены консервы. Теперь, когда все самое страшное позади и предстоит возвращение на базу, у всех словно гора с плеч свалилась.

Потом ночевка. Рано утром колонна трогается в обратный путь.

Восхождение на Голгофу

...Мы выступаем с восходом. Здесь, в сельве, никакого солнца, конечно, не видно: оно не может пробиться сквозь полог леса. До нас доходит лишь зыбкое неверное свечение, растворяющееся во влажном тумане. Чавкает под ногами грязь. Где-то вдали испуганно вскрикивают макаки. А может быть, это вовсе и не макаки. Может, это инструкторы, готовящие новые западни и «сюрпризы» другому отряду курсантов, который через несколько дней пройдет по тропе. Нам до этого, слава богу, уже нет дела. Пускай для них готовят любые ловушки, пускай их побольше погоняют по сельве, пусть, черт возьми, изведают то, что изведали мы.