Шрифт:
– У мальчишек своя компания, у нас своя, – громко сказала Талка. – Я не интересовалась сыном подполковника. И его, – кивнула на арестованного, – в первый раз вижу.
– Я же говорил! – выкрикнул Егор. – Меня зовут Сержик!
Толстый хлестнул его по лицу. Из разбитой губы снова закапало.
По знаку гран-обгера Тамиру вытолкнули к столу.
– Ты узнаешь его?
– Да мало ли мальчишек бегает!
– Ты учительница.
– Ну и что? У меня в классе его не было.
Толстяк качнулся вперед и ударил женщину по щеке раскрытой ладонью. Талка зажмурилась.
– Это – сын подполковника Натадинеля! Так?
– Откуда мне знать! – со слезами крикнула Карагарлицкая. – Подполковника по зиме перевели, а жена его и того позже приехала. Мне с ней дружить не по чину было.
Егор вспомнил, как его мама и Тамира ползали по полу, раскладывая выкройки. Хихикали, точно девчонки. И Талка, зашедшая за матерью, смотрела на них удивленно.
– Уведите.
Снова ждал в коридоре, теперь караулил Гера. Патрульный злился: влепил подзатыльник и сесть не разрешил. Егор привалился к стене, стараясь расслабить перетянутые ремнем руки. От запоздалого страха пересохло во рту. Поверили или нет?
Талка домывала пол, с грохотом переставляя ведро все ближе к Егору. Грязь с обшарпанных досок отходила плохо, и девочка запыхалась. Сползла косынка, открыв рыжую косу, сколотую на затылке. Егор следил, как движутся Талкины руки. Очень хотелось, чтобы она успела прежде, чем вызовут снова.
Ведро опустилось рядом с кроссовками, плеснуло водой. Талка посмотрела снизу вверх. Под глазами у нее залегли темные круги, губы обметало, и только золотой пух по-прежнему вился у висков. От стыда Егора затошнило. Досталось ей, пока он по другим мирам кантовался.
– Подвинься.
Шагнул на чистый пол.
Талка медленно водила тряпкой. Егору было видно ее спину, рыжий затылок и полоску шеи между сбившейся косынкой и вырезом блузы.
Застучали каблуки, перебивая глухой топот сапог. Между Егором и Талкой прошла женщина в цветастом платье и скрылась в кабинете. В коридоре повис сладковатый аромат духов.
Девочка выпрямилась, тщательно вытерла о штаны руки и вытащила из волос шпильку. Пушистая коса развернулась, Талка подхватила ее и начала заматывать в узел. Глянула искоса на Егора: «Как ты? Откуда? Что теперь будет?!» Егор медленно опустил ресницы: «Ничего, выпутаюсь».
Талка сунула шпильку в пучок и снова наклонилась к ведру.
– Заводи!
Егор сглотнул – в горле царапнуло, заставив кашлянуть.
Надушенная женщина сидела перед столом, нервно покачивая ногой в красной туфельке. Руки ее беспрестанно двигались: то положат на колени сумочку, то перевернут ее, то проверят замочек.
– Ихн?
Женщина склонила белокурую голову к плечу и посмотрела на мальчишку.
– Вроде похож, – сказала неуверенно по-пшелесски. – Темно-русый, и рост подходящий.
Гран-обгер быстро заговорил через переводчицу:
– Меня не интересует, похож или нет. Говори точно: он?
Женщина оставила сумочку и прижала руки к груди. Густо накрашенные глаза округлились.
– Но я же не рассматривала, господин гран-обгер! На что мне мальчишка-то? Ну, жили б они тут подольше, может, запомнила бы, а так? Ошибусь, с меня же и спросите.
Гран-обгер раздраженно отмахнулся, и женщина ушла, мазнув Егора по колену платьем. Он узнал ее по жесту и жалобному голосу: «Ну что я сделаю, если с базы не присылают?» Гарнизонная буфетчица Мрица. Мальчишками она действительно не интересовалась, а те поглядывали на нее тайком. Слухи про Мрицу ходили определенного толка, и нет-нет, да являлась она в таких снах, что наутро и вспомнить стыдно, и забывать не хочется.
– Дальше врать будешь? – спросил гран-обгер.
Равнодушно озвучила вопрос переводчица.
– Я не вру. Меня зовут Сержик Ладанавель. Я не знаю никакого подполковника.
Офицер посмотрел на Геру.
Егора ударили по затылку. Перед глазами вспыхнули черные пятна, и сияющее солнцем окно поплыло вверх.
Юрка выкатил мяч на исходную, разбежался и пнул. Гулко отозвалась школьная стена, и мяч по крутой дуге отлетел в изломанные кусты. Его светлый бок был еле заметен в сумерках.
– Ну и хрен с тобой.
Запрокинул разгоряченное лицо к небу. Над кромкой леса, в той стороне, где узел, проступили бледные звезды. Вот где черти носят Натадинеля? Дома сидит, с мамочкой чаи гоняет? Мерзкая мысль скользнула и ушла. Не такой человек Егор, он бы вернулся.
Юрка побрел к интернату. Ветер подталкивал в мокрую спину, заставляя вздрагивать. Ухнула тоскливо птица.
На крыльце помедлил и оглянулся на дорогу. Пусто.
Нарочито громко топая, Юрка поднялся на второй этаж. В спальне густилась темнота. Серебрилась ветровка, висевшая на спинке кровати. Надел ее, и сразу стало теплее. Помыкался из угла в угол, сел на подоконник. Ветер усиливался. Метались по опушке тени, обманывая – все чудилось, идет кто-то. А если нагрянут зейденцы? Юрка поежился и сунул руки в карманы. В правом неожиданно нащупал плоскую железку. Вытащил. На ладони лежала бирка, с которой никогда не расставался Егор. Буквы теперь читались: «О. В. В. К. У. Натадинель В.». Что за ерунда? Почему он ее оставил, да еще в чужом кармане? Подарок? Выругавшись, Юрка опустил бирку обратно. Не нравятся ему такие подарки. Уж больно на прощальные смахивают.