«Кстати, где она?» – неожиданно спохватился Ноттингем, но тут же вспомнил, что Марион спустилась в бар.

Вполне возможно, что местное управление выбрало четырехзвездочный отель «Максимилиан» для размещения сотрудников лишь по одной причине – из-за близости ко Дворцу Правосудия. Выставка располагалась в районе Гросройта, а стрельбище IWA-чемпионата – в парке Мариенберг, так что интерполовцам наутро придется пилить по пробкам через центр на другой конец города.

Несмотря на отличный сервис и уютные номера, Марион не очень нравилась общественная зона гостиницы. Постройка середины 80-х годов не отличалась изыском или особым вкусом. Блеклые пастельные тона, скучное сочетание персиковых и светло-зеленых оттенков… Хотя в лобби были уютные кожаные кресла и подавали отличный кофе.

Персонал тактично не заметил, что Марион в халате и тапочках. Курить здесь не разрешалось, пришлось идти в бар. Сочетание обитой металлом стойки, вездесущего цвета беж и акварельно-салатовых диванов вызывало презрительную ухмылку – всё как-то нейтрально, без эмоций. То ли дело родные пабы!

В четверть одиннадцатого бар оказался неожиданно малолюден. Занят был только один столик, и оттуда неслась английская речь. Приглядевшись, Марион узнала в мужчине капитана Гизборна. Его спутница была ей незнакома. Русая блондинка, крупная и мускулистая, с маленькой грудью и длинным веснушчатым носом, громко смеялась и развязно жестикулировала. Ее кисти до запястий обтягивали перчатки, совершенно неуместные. Капитан заметил сослуживицу, махнул рукой, приглашая за столик.

– Кофе с молоком и без сахара, пожалуйста, – попросила Марион подошедшую официантку в белоснежной рубашке.

– Предстоит бессонная ночь? – озорно поинтересовался Гизборн.

– Ну, не пиво же с сардельками заказывать! – фыркнула Марион, положив на стол изящную зажигалку и пачку «Житана».

Незнакомка вновь громко рассмеялась.

– Ха, девочке палец в рот не клади! Но серьезно: будучи в Баварии не отведать местного пива с братвурст – это кощунство! Я лично сразу по прибытии отметилась. Придется добавить лишний час на тренажерах…

У соседки по столику был странный акцент.

– Гай, – вздохнула Марион, – где твои манеры?

– Ох, дамы, прошу прощения! Это Марион, моя коллега.

– Джоан Литтл из Австралии, – протянула руку блондинка. Заметив, что Марион покосилась на перчатку, засмущалась. – Я, понимаете ли, стрелок… Берегу пальцы. Мы, как воры-карманники, натираем подушечки до блеска… Для чувствительности.

– Стрелок? – удивилась Марион. – Участвуете в стрелковом чемпионате? В какой категории?

– Во всех, – улыбнулась австралийка.

– И успешно? – вновь изумилась англичанка.

– Я просто сплю с оружием и практикуюсь в буше – охочусь на кенгуру с вертолета, – рассмеялась Джоан. – Нет, действительно – все так изумляются, даже женщины! А как же солидарность?

– Ну, обычно у женщин не хватает времени для практики во всех видах, – пожала плечами Марион, закуривая сигарету. – Я сама в молодости стояла на стенде, но это, наверное, у нас, англичан, национальное… Сейчас, правда, больше «прилипла» к пистолетам.

– О, ты тоже участник? – изумленно воскликнула Джоан.

– Нет, я здесь по работе. Консультант.

– Обидно! Действительно обидно. Я единственная заявленная фемина. Мне одиноко среди мужланов!

– Джоан, вам не говорили, что оружие – это мужская забава?

– Эм, но что мне делать, если отец оставил мне в наследство стрельбище и охотничий клуб?

Марион от сокращения своего имени вздрогнула – так ее называл лишь один человек, за которым ныне велась охота. Австралийка, впрочем, продолжала щебетать как ни в чем не бывало. Ее веселость и развязность стали передаваться Марион, и через несколько минут, когда принесли заказанный кофе, морщины на лбу англичанки разгладились и улыбка не сходила с лица.

Джоан была душой компаний, умела во всем видеть смешное и зарядить собеседников положительными эмоциями. Марион отвлеклась от грустных мыслей: болтала, смеялась, пила кофе, наполняла пепельницу окурками, что заставляло официантку в балетках наматывать километраж.

Гай Гизборн больше молчал, наблюдая за женщинами, да иногда вместе с ними смеялся над удачными шутками. В бар вошел Ноттингем. Гизборн пробурчал извинения и подошел к начальнику. Ему показалось, что спутницы даже не заметили его ухода.