— А болтать-то мне когда? Мне болтать-то некогда.

— Давно не виделись, Юрий Георгиевич, — сказал Дантес, усаживаясь напротив Цитатника. — Вы слышали, что случилось с «Пассажем»? Жуткая история…

— Ах, какая смешная потеря! — отмахнулся Коваленко. — Много в жизни смешных потерь.

— И, разумеется, вы к этому не имеете ни малейшего отношения.

Коваленко возвел глаза горе:

— Доколе, о Катилина…

— Да, если подумать, «Пассаж» не должен вас беспокоить. Но вот «Книжный мир»…

— В Коллегии авторов будут очень, очень недовольны, — поддакнул Шульц.

— Что это за географические новости? — в голосе Цитатника прозвучало искреннее недоумение. — Что он Гекубе, что она ему?

— С Гекубой, — сказал Дантес, — разбирайтесь сами. Но учтите, что из-за атаки на «Книжный мир» пострадало и, быть может, утрачено произведение мировой литературы.

— Что говорит! — с каким-то восхищением сказал Коваленко. — И говорит, как пишет!

— Гарик, — процедил Дантес, — у меня сильное желание…

— Хладнокровнее, Валя, — остановил Шульц, — у нас ведь пока ничего нет на гражданина Коваленко. И поэтому мы не будем принимать мер. Чего нельзя сказать о Коллегии авторов. Ее такие мелочи, как презумпция невиновности, как-то… не беспокоят.

— Да уж. Боюсь, что выйдет — как там у классиков гангстерской литературы? «Лука Брази спит с рыбами…»

Коваленко несколько побледнел.

— Мы понимаем, Юрий Георгиевич, что вы не лучшего мнения об органах Охраны речи…

— Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй, — подтвердил тот.

— И тем не менее кажется, что сейчас сотрудничество со следствием в ваших интересах. Нам пока от вас много и не надо. Только скажите — знаете ли вы некого Якова Чичко.

Возможно, Коваленко и сказал бы что-нибудь, но в это время появился его адвокат. Заявил, что забирает своего подзащитного, ибо никто не потрудился предъявить тому хоть какие-то значимые обвинения.

— Карету мне, карету, — потребовал Цитатник.

— Шофер внизу, Юрий Георгиевич.

Коваленко с видимым трудом поднялся со стула. У самой двери обернулся. Посмотрел на корректоров тяжелым взглядом и сказал:

— Если ваша жизнь дорога вам, держитесь подальше от торфяных болот.

— Скажи мне, Шульц, — произнес Валентин уже в коридоре. — Хотел спросить… откуда Поэт тебя знает?

— Знает? — Напарник вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой.

— Он назвал тебя обергруппенфюрером. И он в курсе, что мы работаем вместе.

— Хороший вопрос, Валя. — Шульц затянулся от души. — В самом деле, разве это не подозрительно? А может, ты еще спросишь, что я делал на Радищева во время облавы, когда исчез Чичко? Ведь кому проще было забрать его у младкоров? Ты спрашивай, Дантес. Не стесняйся.

— Гарик…

— Ты считаешь, я не вижу, как ты на меня косишься в последнее время? Видно, думаешь, будто я продался Коваленко и теперь подчищаю свидетелей. Все правда, только не забудь, что я еще и немецкий шпион…

— Гарик!..

— Мало мне того, что в ФМС меня едва не в лицо зовут фашистом! А ведь я родился здесь и, веришь или нет, никого не убивал подо Ржевом! Так теперь еще и мой друг…

— Твою орфографию! — расстроился Дантес. Кажется, эта история с паспортом не прошла Шульцу даром.

— Знаешь что, Валя, может оказаться, что разыскивать уже некого, — сказал Шульц, когда они втроем сидели в кабинете Скворцова. Последний имел сконфуженный вид. — Понимаешь? Если этот Чичко работал на кого-то… того же Коваленко… самое простое — навести на него КОР, а потом сделать так, чтобы думали, будто он в бегах.

— Пожалуй, — кивнул Дантес. — Я все за Поэта беспокоюсь… Ладно, давайте разберемся, что мы имеем?

— Зря ты стараешься, Валентин, — немного виновато сказал младред. — Все равно это дело теперь в редактуру отдадут.

— Утром отдадут. А сейчас еще… еще вечер. Смотрим: начинается все с «Узницы». Пятнадцатого там убирают «К». Зоны нет, жертв нет, и вообще похоже на мелкую проделку. Так?

— Так, — согласился Шульц.

— Дальше, — продолжал Дантес, — нападение на «Книжный мир». Наличие зоны говорит о чем?