Витя стоял на сцене и старался подхлестнуть свое воображение, пуская разноцветные молнии. Полы его плаща то и дело разлетались в стороны, и под ним был виден черный фрак. Заметив в глубине сцены ящик, Витя прикинул, как бы поэффектней его использовать, затем подошел к нему, откинул крышку и взмахнул плащом. Тотчас поднялся сильный ветер. Он промчался по сцене, проник в музыку и, взметнув ее плавный темп, вихрем закружился по залу. Из ящика посыпались цветы. Подхваченные ветром, они взлетали под потолок, а затем медленно опускались в руки зрителям. Их стали ловить, поднялась веселая кутерьма. Одна девушка, потянувшись за цветами, вдруг взмыла высоко в воздух. Сейчас же все остальные зрители, покинув свои места, принялись кружиться под потолком. Получилось что-то вроде хоровода в невесомости.

В это время в дальнем конце зала открылась дверь, и Свешников увидел Марину. Она вошла и сначала ахнула от удивления и восторга, а затем вдруг оттолкнулась от пола и полетела прямо к сцене. Витя, не дыша, следил за ее полетом. Марина приближалась, улыбаясь и глядя на него, как никогда не глядела ни одна девушка…

Неожиданно в зале погас свет, сейчас же кто-то схватил Свешникова сзади за горло и сорвал с него волшебную чалму. Затем его грубо потащили за кулисы и дальше, в коридор. Здесь было светло, и Витя увидел статные фигуры и суровые лица оперотрядовцев. Тащивший его человек закричал противным высоким голоском:

— Вот он, самозванец! Вот он, пьяный хулиган и ворюга! А Крохоборский — это я!

Он оттолкнул Витю и, вынув из кармана какое-то удостоверение, стал трясти им по очереди перед носом у каждого из оперотрядовцев.

— Вот она, фотография-то! Вот оно, личико! А у этого?

Он снова подскочил к Вите и сорвал с него маску, а потом и плащ.

— Да вы поглядите! Он же в пальте под плащом! Намылился уже, бандит!

— Так, — сказал старший оперотрядовец, строго глядя на Витю. — Кто такой? С какого факультета?

— Да я не то чтобы… — промямлил Свешников, еще не успевший отдышаться, — я случайно… Мимо шел.

— Врет, — выдохнул Крохоборский.

— Одну минуту, — сказал верховный жрец порядка. — Что это там происходит?

Из зала доносились отдельные крики «Браво!» и аплодисменты, большинство зрителей скандировало: «Кро-хо-бор-ский! Кро-хо-бор-ский!»

— Идите, — сказал оперотрядовец Крохоборскому. — Вас зрители ждут. А с этим мы разберемся…

…Выйдя на улицу, Витя подошел к стеклянной стене зала и стал смотреть на сцену. Семен Крохоборский демонстрировал свое искусство. Перед ним на низеньком столике стоял цилиндр, из которого он, самодовольно улыбаясь, давно тащил розовую гирлянду. Зрители вяло хлопали, пожимали плечами и удивленно переглядывались. Кое-кто, скучая, смотрел по сторонам, другие поднимались и уходили, но Крохоборскому было не до них. Покончив с гирляндой, он сунул руку в цилиндр и с торжествующим криком «Ап!» вынул за уши смирного белого кролика…

Трудно описать словами удивление, которое я испытала, узнав о предстоящем полете на Зугу. Конечно, я давно мечтала о подобном задании, но, мягко говоря, ни по опыту своему, ни по статусу пока недотягивала.

Я — специалист по этикету, знаю многочисленные тонкости общения с тремя десятками основных космических рас, но блеснуть своими познаниями пока случая не представлялось. Мне и Землю-то приходилось покидать только во время стажировок да туристических поездок. Когда повезло устроиться на постоянную должность при Единой контактной организации Земли, я начала надеяться, что карьера моя стремительно понесется ввысь. Практически вся информация о порядке ведения разговоров с любыми представителями разумных рас, не обязательно гуманоидных, аккуратными стопками уложилась в моей голове. Пять самых прекрасных и нежных лет моей жизни были потрачены на знакомство со сведениями, собранными за время космических полетов и галактических открытий.

Конечно, замечательную память не просто так подарила мне природа. Как только в детстве очередной диспансеризацией у меня выявили некоторые способности к упорядоченному запоминанию больших объемов информации, на семейном совете было решено копить на операцию. К моменту совершеннолетия проведенная в Медицинском центре индивидуального развития, эта операция на мозге позволила навсегда закрепить врожденные способности. У меня появился бесценный сертификат, ласково именуемый в народе «мцирик», — и дорога к индивидуальному обучению за счет государства оказалась открыта. Многочисленные комиссии, собеседования и консультации, вопросы: «В какой обстановке вы бы хотели принести пользу нашей планете?», «Любите ли вы изучать внутреннее строение инопланетян опытным путем?», «Какой вид транспорта предпочитаете?» — все это осталось позади, и хмурый дядька с тонкими длинными усами вручил мне предписание на изучение обычаев инопланетных существ. Первые два года я занималась основами профессии, а потом вместе с десятком таких же избранных счастливчиков старательно запаковывала данные в свою память. Мои товарищи глотали с экранов и закусывали толстыми старыми бумажными учебниками сведения из областей медицины, животноводства, юриспруденции и техники внеземных жителей, а я азартно запоминала описания ритуальных танцев стаерхов и последовательности боевых поклонов пабикар. Мы чувствовали себя нужными нашей планете и гордились способностями, полученными частично от мамы с папой, частично от ловкой бригады элитных технохирургов.

Поэтому при поступлении на службу я имела все основания надеяться, что меня станут использовать по назначению и пачку галет я всегда себе обеспечу.

Теперь красный «мцирик», вставленный в рамку, украшал стену над рабочим столом. В мои обязанности входило составление инструкций для отбывающих на другие планеты специалистов: инженеров, медиков, архитекторов. Те, кому по долгу службы полагалось знать правила поведения, — представители дипломатических миссий, к примеру, — обходились без моих ценных указаний. Инструкции были предназначены для других профессий и годились лишь для соблюдения элементарных мер безопасности, ни о каком серьезном общении с другими расами не могло быть и речи. Вдаваться в тонкости я не имела права. Какие-то сведения числились годными только для служебного пользования, да и запомнить в кратчайшие сроки лишний объем информации простому человеку было бы трудновато. Хватало общих правил: никогда не улыбаться рядом со стаерхами и не показывать им уши, никогда не говорить с праками о политике, а с циндагами — о погоде. Что же касается пабикар — при них лучше вообще не разговаривать.